ГОДИНА ВЕРНУЛАСЬ НА РУССКУЮ ЗЕМЛЮ
Автор подводит печальный итог похода Игоря. Для Русской земли наступило невеселое время. Година ВСТАЛА и русскую СИЛУ прикрыла; вместе с годиной ВСТАЛА обида в русских СИЛАХ. Кажется, автор с трудом сплетает фразы, не может опомниться от страшного поражения. Обида – не обиженная девушка с лебедиными крыльями (такой образ обычно предлагают комментаторы), а сильный враг, который обижает русских людей, воинов полка Игорева, не имевших достаточно сил и вступивших слабой девою на чужую землю.
Плещущие лебединые крылья отсылают к строкам Запевки: настигнутые соколом лебеди пели прощальные песни во времена первых усобиц. Сейчас плеск лебединых крыльев разбудил новые горестные времена. И можно только печально воскликнуть: далеко залетел сокол, бья птиц, к самому морю, но песню настигнутой лебеди не посвятить Игорю, не победитель он, не воскреснет его полк! Напомню, Боян рассказывал, как песни творили, запуская соколов на лебедей, именно в Тьмуторокани, куда стремился, но не дошел Игорь.
Беззащитной стала Русская земля, открыла южные границы. Пока князья ссорились между собой, выясняя, где чье, говоря про неважное важное, а действительно важного – угрозы от половцев – не видели, Кончак и Гза грабили и жгли Русскую землю.
Уже бо, братіе, невеселая година въстала,
уже пустыни силу прикрыла.
Въстала обида въ силахъ Дажьбожа внука,
вступилъ дѣвою на землю Трояню,
въсплескала лебедиными крылы.
На синѣмъ море, у Дону плещучи,
убуди жирня времена усобица
княземъ на поганыя погыбе.
Рекоста бо братъ брату: «Се мое, а то мое же»;
и начяша князи про малое: «се великое» – млъвити,
а сами на себѣ крамолу ковати.
А поганіи съ всѣхъ странъ
прихождаху съ побѣдами на землю Рускую.
О, далече зайде соколъ, птиць бья, къ морю,
а Игорева храбраго плъку не крѣсити.
За нимъ кликну Карча Ижля:
поскочи по Руской земли,
смагу людемъ мычючи.
Въ пламянѣ розѣ жены рускія въсплакашась, аркучи:
«Уже намъ своихъ милыхъ ладъ
ни мыслію смыслити,
ни думою сдумати,
ни очима съглядати,
а злата и сребра ни мало того потрепати».
А въстона бо, братіе, Кіевъ тугою, а Черниговъ напастьми.
Тоска разліяся по Руской земли.
Уже, братия, невеселая година встала,
уже в пустыне силу прикрыла.
Встала обида в силах Даждь-божьего внука,
что вступил девою на землю Троянову,
заплескала лебедиными крыльями.
На синем море у Дона плещущи,
пробудила жирные времена усобица
князьям на от поганых погибель.
Сказал брат брату: «это мое, и то – мое же»;
и начали князья про малое: «это – великое», – молвить, –
и сами на себя крамолу ковать.
А поганые со всех сторон
приходили с победами на землю Русскую.
О, далеко зашел сокол, птиц бья, к морю,
а Игорева храброго полка не воскресить!
За ним кликнул Карча Ижля,
поскакал по Русской земле,
огонь людям меча.
В пламенной розе жены русские расплакались, приговаривая:
«Уже нам своих милых лад
ни мыслию смыслить,
ни думою сдумать,
ни очами сглядеть,
а золота и серебра немало того потрепать».
И застонал, братия, Киев от горя, а Чернигов – от напастей.
Тоска разлилась по Русской земле.
уже в пустыни силу прикрыла
У Татищева сказано, что воины упрекали Игоря за то, что «завел их в пустыню погубить»[16]. Под пустыней подразумевается не жаркое место с песками, а безлюдное место. Так, в летописи под 1019 годом описывается жалкий конец Святополка Окаянного, который бегал с места на место, гонимый Божьим гневом, «пока не пробѣже пустыню межи Чяхы и Ляхы и ту испровѣрже животъ свой злѣ»[17].
на землю Трояню – на греческую землю, которой некогда принадлежало Таманское побережье с Тьмутороканью.
За нимъ кликну Карча Ижля
За ним значит: за полком. Глагол кликну встречается еще раз в тексте при описании побега Игоря и однозначно переводится как кликнул. Карнаижля было воспроизведено в Екатерининской рукописи. В Первом Издании появилась разбивка Карна и Жля с объяснением, что это предводители хищных половцев, без милосердия разоряющих тогда землю Русскую. Но грамматически оправданным может быть другой вариант: кликнул (кто?) – Карна, (кого?) – Ижля. Вместо Карна, скорее всего, в оригинале было написано Карча (Карчак или Кончак), который призывал к себе Гзу. Разгромив полк Игоря, они поскакали по Русской земле.
смагу людемъ мычючи – это вариант Екатерининской рукописи. В Первом Издании слово людемъ отсутствует, что сразу нарушает ритм текста. Причастие мычючи родственно глаголу из обращения Ярославны к Ветру: Чему мычеши (мечешь) хиновьскыя стрѣлкы. Похожая фраза есть и в летописи: «мечюще и головнями яко молнья»[18]. Головня представляет собой кусок тлеющего дерева, которым можно поджечь все вокруг. Возможно, смага – это горящая смола, от которой также вспыхивали пожары. О пожарах говорится в следующей фразе: въ пламянѣ розѣ жены рускія въсплакашась, аркучи – в пламянной розе ( т.е., в огне) жены русские расплакались, приговаривая.
а злата и сребра ни мало того потрепати
Почему русским женам придется потрепать, потерять много золота и серебра? Да потому, что пленных нужно будет выкупать. Как это делалось, сказано у Татищева: «Половцы, возгордясь сею небывалою победою, прислали к Святославу купцов русских с объявлением, чтоб князи русские шли к ним выручать братьев своих… При том прислали роспись, сколько за кого откупа прислать, положив цену несносную. И хотя Святослав Игоря хотел выкупить, но половцы его не отдавали прежде, чем все младшие князи и воеводы выкуплены будут. Только Ярослав, имея много приятелей в половцах, собирая половецких пленников, оными своих черниговских, а также и княгиня Всеволодова, многих выменяли»[19].
СЛАВИЦА ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ СВЯТОСЛАВУ
А князья все не могут договориться, чтобы дать совместный отпор половцам, которые не только выкуп за русских воинов требовали, но и опять обложили данью русских людей. Ведь Игорь и Всеволод ПРОБУДИЛИ ложь-несправедливость, которую-то потом смог УСЫПИТЬ грозою Великий князь Святослав, да так наступить на землю половецкую, что все народы: и немцы, и венедцы, и греки, и моравы стали петь ему славу! Он, собрав князей, совершил победоносный поход на Лукоморских половцев и привел оттуда 7000 пленников, среди которых был и хан Кобяк. Его Святослав, как репку, выдернул из его железной пашни, «от великих полков половецких и одним взмахом закинул в свой Киевский терем.
Печаль жирна тече средь земли Рускый,
а князи сами на себе крамолу коваху,
а поганіи сами побѣдами нарищуще на Рускую землю
емляху дань по бѣлѣ отъ двора.
Тіи бо два храбрая Святъславлича Игорь и Всеволодъ уже лжу убуди,
которую-то
бяше успилъ отецъ ихъ Святъславь, грозный великый Кіевскый, грозою,
бяшеть притрепеталъ своими сильными плъкы и харалужными мечи,
наступи на землю Половецкую,
притопта хлъми и яругы,
взмути рѣки и озеры,
иссуши потоки и болота;
а поганаго Кобяка изъ луку моря
отъ желѣзныхъ великихъ плъковъ половецкихъ,
яко вихръ, выторже;
и падеся Кобякъ въ градѣ Кіевѣ,
въ гридницѣ Святъславли.
Ту нѣмци и венедици,
ту греци и морава
поютъ славу Святъславлю,
кають князя Игоря,
иже погрузи жиръ во днѣ Каялы, рѣкы половецкія,
рускаго злата насыпаша;
ту Игорь князь высѣдѣ изъ сѣдла злата а въ сѣдло кощіево;
уныша бо градомъ забралы, а веселіе пониче.
Печаль жирная текла среди земли Русской,
а князья сами на себя крамолу ковали,
а поганые сами, победами набегая на Русскую землю,
брали дань по бели от двора.
Те-то два храбрых Святославича Игорь и Всеволод уже ложь пробудили,
которую-то
потом усыпил отец их Святослав, грозный великий Киевский, грозою,
потом притрепал своими сильными полками и булатными мечами,
наступил на землю половецкую,
потоптал холмы и овраги,
возмутил реки и озера,
иссушил потоки и болота;
а поганого Кобяка из луки моря
от железных великих полков половецких
как вихрь выдернул;
и свалился Кобяк в городе Киеве,
в гриднице Святославовой.
Тут немцы и венедцы,
тут греки и моравы
поют славу Святославову,
кают князя Игоря,
что погрузил навар на дне Каялы, реки половецкой,
русского золота насыпавши;
тут Игорь-князь пересел из седла золотого да в седло кощеево;
опустил он городам забрала и веселье поникло.
дань по бѣлѣ отъ двора – дань беличьей или горностаевой шкуркой от дома; пример такой дани известен из летописи[1]. В более поздние времена дань платилась не шкуркой, а ее денежным эквивалентом; белью стала называться мелкая монета[2].
Игорь и Всеволодъ уже лжу убуди,
которую-то
бяше успилъ отецъ ихъ Святъславь … грозою,
бяшеть притрепеталъ своими сильными плъкы
Очень важная для понимания происходящих событий фраза, которой исследователи не придают должного значения, считая, что она просто описывает прошлые заслуги Святослава. Но вспомогательные глаголы бяше, бяшеть однозначно показывают, что события: успилъ, притрепеталъ произошли ПОСЛЕ предшествующего – убуди. В такой грамматической конструкции за точку отсчета берется событие, произошедшее в прошлом, в прошлом происходит и будущее по отношению к нему событие. В современном русском языке нет соответствующей глагольной формы, поэтому для перевода было использовано наречие потом: Игорь и Всеволод несправедливость пробудили, которую-то потом усыпил отец их Святослав грозою, потом потрепал своими полками и мечами. Святослав своей грозой усыпил вражескую грозу, спровоцированную Игорем. (Вспомним: черные тучи с моря идут, быть грому великому).
выторже – от глагола выторгнути – выдергивать, вырывать с корнем[3]. Святослав выдернул Кобяка как репку из его железной пашни.
погрузи жиръ во днѣ Каялы, рѣкы половецкія
Первое столкновение русских дружин с половцами было победным. Игорь захватил богатый полон. Этот жир-навар он и потопил в Каяле-реке, еще и русского золота насыпавши: за вызволение пленных, как было сказано выше, нужно было давать большой выкуп.
В логику произведения по-новому понятая хронология событий добавляет позитивизма. Автор говорит, что Игорь отомщен, Русская земля защищена совместными силами князей. Поэтому заслуженно радостно звучит славица Святославу, не – за прошлые заслуги, а – за конкретные действия по защите родной земли, попавшей в тяжелое положение из-за похода Игоря. Мало того, исходя из такой последовательности событий: поражение Игоря, а потом – победный поход Святослава и пленение Кобяка, можно утверждать, что Игорь бежал из плена не позднее середины июля. Иначе бы возвратившиеся разозленные половцы или убили его, или обменяли на уже готовый богатый выкуп, на того же Кобяка. Но пленник Игорь не знал о победе русского войска, поэтому и бежал. Он узнал о ней только дома и за нее благодарил Святослава, который защитил Русскую землю, собрав княжеское ополчение. Как происходил сбор князей, рассказывается дальше.
СОН И ЗОЛОТОЕ СЛОВО СВЯТОСЛАВА
Это самая большая и значимая часть произведения. Чтобы понять, как она построена, предлагаю воспроизвести ее как драматическое произведение, действие которого происходит в Киевском тереме Святослава. Святослав рассказывает боярам свой странный сон.
А Святъславь мутенъ сонъ видѣ въ Кіевѣ на горахъ.
«Си ночь, съ вечера одѣвахъ темя, – рече –
чръною паполомою на кроваты тисовѣ:
чръпахуть ми синее вино съ трудомь смѣшено,
сыпахуть ми тъщими тулы поганыхъ тльковинъ великый женчюгь на лоно,
и нѣгуютъ мя уже дьскы безъ кнѣса
в моемъ теремѣ златовръсѣмъ.
Всю нощь, съ вечера бо суви врани
възграяху у Плѣньска на болони,
бѣша́ дебрь Кисаню.
И не сошлю къ синему морю».
И ркоша бояре князю:
«Уже, Княже, туга умь полонила;
се бо два сокола слѣтѣста съ отня стола,
злата поискати града Тьмутороканя,
а любо испити шеломомь Дону;
уже соколома крильца припѣшали поганыхъ саблями,
а самаю опустоша въ путины желѣзны.
Темно бо бѣ в г҃ день:
два солнца помѣркоста,
оба багряная стлъпа погасоста,
и съ нимъ –
молодая мѣсяца Олегъ и Святъславъ тъмою ся поволокоста;
на рѣцѣ, на Каялѣ тьма свѣтъ покрыла,
по Руской земли прострошася половци, аки пардуже гнѣздо,
и въ морѣ погрузиста.
И великое буйство подасть хинови!
Уже снесеся хула на хвалу,
уже тресну нужда на волю,
уже връжеса дивь на землю.
Се бо готскія красныя дѣвы въспѣша на брезѣ синему морю,
звоня рускымъ златомъ,
поютъ время бусово,
лелѣютъ месть Шароканю.
А мы уже, дружина, жадни веселия!».
Тогда Великій Святславъ изрони злато слово слезами смѣшено,
и рече:
«О моя сыновчя, Игорю и Всеволоде!
Рано еста начала Половецкую землю мечи цвѣлити, а себѣ славы искати.
Нъ нечестно одолѣсте, нечестно бо кровь поганую проліясте.
Ваю храбрая сердца въ жестоцемъ харалузѣ скована, а въ буести закалена.
Се ли створисте моей сребреней сѣдинѣ!
А уже не вижду власти сильнаго и богатаго и многовои
брата моего Ярослава съ черниговьскими былями:
съ Могуты, и съ Татраны, и съ Шельбиры,
и съ Топчакы, и съ Ревугы, и съ Ольберы,
тіи бо бес щитовь съ засапожникы
кликомъ плъкы побѣждаютъ,
звонячи въ прадѣднюю славу.
Нъ рекосте: «Мужаимѣся сами:
преднюю славу сами похитимъ,
а заднюю – ся сами подѣлимъ».
А чи диво ся, братіе, стару помолодити!
Коли соколъ въмытехъ бываетъ,
высоко птицъ възбиваетъ,
не дастъ гнѣзда своего въ обиду!».
«Нъ се – зло, Княже:
ми непособіе наниче,
ся годины обратиша;
се – у Римъ кричатъ подъ саблями половецкыми,
а Володимиръ – подъ ранами,
туга и тоска сыну Глѣбову».
«Великый Княже Всеволоде!
Не мыслію ти прелетѣти издалеча отня злата стола поблюсти.
Ты бо можеши Волгу веслы раскропити, а Донъ шеломы выльяти.
Аже бы ты былъ, то была бы чага по ногатѣ, а кощей по резанѣ.
Ты бо можеши посуху живыми шереширы стрѣляти,
удалыми сыны Глѣбовы.
Ты, буй Рюриче и Давыде!
Не ваю ли – злачеными шеломы по крови плаваша!
Не ваю ли – храбрая дружина рыкаютъ, акы тури,
ранены саблями калеными на полѣ незнаемѣ!
Вступита, Господина, въ злата стремень за обиду сего времени,
за землю Рускую,
за раны Игоревы, буего Святславлича!
Галичкы Осмомыслѣ Ярославе!
Высоко сѣдиши на своемъ златокованнѣмъ столѣ.
Подперъ горы Угорскыи своими желѣзными плъки,
заступивъ королеви путь,
затворивъ Дунаю ворота.
Меча времены́ чрезъ облаки,
суды рядя до Дуная,
грозы твоя по землямъ текутъ.
Оттворяеши Киеву врата,
стрѣляеши съ отня злата стола салтани за землями,
стрѣляй, Господине, Кончака, поганого кощея,
за землю Рускую,
за раны Игоревы, буего Святславлича!
А ты, буй Романеи Мстиславе!
Храбрая мысль носитъ расумъ на дѣло.
Высоко плаваеши на дѣло,
въ буести яко соколъ на вѣтрехъ ширяяся,
хотя птицю въ буйствѣ одолѣти.
Суть бо у вою желѣзныи папорзи подъ шеломы латинскими,
тѣми тресну земля и многи страны:
Хинова, Литва,
Ятвязи, Деремела;
и Половци сулици своя повръгоша,
а главы своя подклониша
подъ тыи мечи харалужныи».
«Нъ уже, Княже, Игорю утрпѣ солнцю свѣтъ,
а древо не бологомъ листвіе срони;
по Рсіи, по Сули гради подѣлиша,
а Игорева храбраго плъку не крѣсити.
Донъ ти, Княже, кличетъ
и зоветь князи на побѣду.
Олговичи храбрыи князи доспѣли на брань:
Инъгварь и Всеволодъ».
«И вси три Мстиславичи!
Не худа гнѣзда шестокрилци,
непобѣдными жребіи собѣ власти расхытисте.
Кое ваши златыи шеломы, и сулицы ляцкіи, и щиты!
Загородите полю ворота своими острыми стрѣлами
за землю Русскую,
за раны Игоревы, буего Святъславлича!».
В третий раз прозвучал призыв: «За землю Русскую, за раны Игоревы, буего Святъславлича!», которым и определяется конец обращения Святослава к князьям. Ополчение было собрано.
А Святъславь мутенъ сонъ видѣ въ Киевѣ на горахъ
После поражения Игоря все русские воины были или пленены, или убиты. В летописи, чтобы подчеркнуть масштаб бедствия, особо отмечалось, что некому было весть принести в Киев. Думаю, именно поэтому в произведении возник СОН Великого князя. Только так Святослав смог узнать о случившейся беде. Скажу, опережая события, что тесть Игоря Ярослав Галицкий узнал о ней из жалобного лебединого крика, а Ярославна любящим сердцем почувствовала беду.
Сон Святослава
Святослав говорит боярам, что он заснул: Си ночь съ вечера одѣвахъ темя (вместо варианта Первого Издания: одѣвахъте мя) чръною паполомою на кроваты тисовѣ. Паполома – это покрывало, пелена; покрыть черной пеленой глаза означает: заснуть.
Святославу приснился сон:
чръпахуть ми синее вино съ трудомь смѣшено,
сыпахуть ми тъщими тулы поганыхъ тльковинъ великый женчюгь на лоно.
черпали мне синее вино с трудом смешанное,
сыпали мне тощими колчанами поганых колчанников великий жемчуг на лоно.
Сон означал МОРЕ и СЛЕЗЫ.
тула – колчан, вместилище для стрел с крышкой; родственный глагол «затулять» означает закрывать, прятать; человек, носящий тулу, называется туляк. Это и есть загадочный тльковинъ, который никак не мог найти своего объяснения среди исследователей «Слова о полку Игореве». В словаре Даля приводится слово-синоним «колчанник – лучник, воин, вооруженный луком и стрелами»[5]. Поганые туляки-колчанники окружили полк Игоря, закрыли, заткнули ему выход. Тулы поганыхъ тльковинъ можно перевести как колчаны поганых колчанников или тулы поганых туляков. Погаными называли язычников, нехристей, в том числе и половцев.
и нѣгуютъ мя уже дьскы безъ кнѣса в моемъ теремѣ златовръсѣмъ
Практически все исследователи согласились с вариантом перевода Первого Издания, что «Святослава нежат доски без верхней перекладины на золоченом тереме». Но что это значит? Возможно, так же витиевато, как о своем отхождении ко сну (покрыл черной пеленой темя), Святослав говорит и о своем пробуждении. Княжеская кровать имела высокое изголовье. Возможно, поперечное ложу изголовье и называлось кнесом. Плохой сон разбудил Святослава, и провел он всю оставшуюся ночь не на кровати, а сидя на лавке, на досках без изголовья, обдумывая свои дальнейшие действия.
Всю нощь, съ вечера бо суви врани
възграяху у Плѣньска на болони,
бѣша́ дебрь Кисаню
Бо суви врани дословно переводятся как совы, вороны. Но говорится здесь только о воронах, на что указывает глагол граять-каркать. Совы бы ухали или кричали. Совы упоминаются только для того, чтобы сравнить с ними неспящих воронов, которые всю ночь вскаркивали у Плѣньска, тревожа Святослава. Пленск означает не конкретный географический топоним, а место, где были ПЛЕНЕНЫ русские воины. С болони, низины реки Каялы, доносится вороний грай до дебрей Кисановых. Где находятся эти дебри-заросли, непонятно. Возможно, недалеко от места сражения или Киевского терема Святослава, и правильнее было бы читать: дебрь Кияню.
И не сошлю къ синему морю
Перевод Первого Издания: «И не полетели (вороны) к морю синему» был грамматически неверным. Поэтому, все последующие исследователи «Слова…» пытались интерпретировать фразу по-новому, внося исправления в текст. Думаю, в этом нет необходимости. Ведь слова принадлежат Святославу, который обращается к своим боярам, и понимать их надо так, как они написаны: «И (Я) не пошлю (вас) к синему морю». Напомню, Святослав готовил летний поход на половцев. Возможно, после странного сна и тревожного карканья воронов он решил отложить выступление своего войска и не посылать его к синему морю.
два сокола слѣтѣста съ отня стола,
злата поискати града Тьмутороканя
Фраза ритмически делится именно так, хотя во всех предыдущих переводах считалось, что соколы слетели с отня стола злата. Но зачем автору понадобилось менять последовательность слов в устойчивом сочетании отчий золотой стол, которое он 4 раза использовал в тексте? На ритмику она не влияет. Объяснить это можно только тем, что автор хотел сказать не о золотом столе, а о золоте Тьмуторокани!
Тьмуторокань – город на Таманском полуострове, который русские называли городом тысячи торок («тьма» равнялась десяти тысячам[10]) и которым владели как минимум со времен Владимира Святого. Там правил сын Владимира – Мстислав Храбрый, победивший Редедея. Ярослав Мудрый завещал Тьмуторокань вместе с Черниговом своему сыну Святославу, а тот, перейдя в Киев, оставил ее своему сыну Глебу. Глеб известен тем, что мерил расстояние от Тьмуторокани-Тамани до Керчи и на камне сделал запись об этом: «В лето 6576 (1068) индикта 6 Глеб князь мерил море по льду от Тмутороканя до Корчева 10840 сажени (≈23 км)».
Возможно, измерение самой короткой дороги до Крымского полуострова и Киева стало нужно, потому что на старой дороге (через Дон и Донец) появились половцы. Именно в 1068 году русские дружины потерпели от них первое поражение на реке Альте, которое привело к изгнанию из Киева Великого князя Изяслава и короткому правлению там Всеслава Полоцкого. После определенных дворцовых интриг на Киевском столе, при живом старшем брате Изяславе, оказался Святослав Ярославич. В Тьмуторокани он посадил своего сына Романа Красного, а Глеба перевел в Новгород. Святослав нарушил лествичный порядок и, поэтому после его смерти его дети были изгнаны из всех княжеских владений. Не желая молча терпеть обиды, в далекой Тьмуторокани они стали собирать силы для борьбы с дядьями. Противостояние закончилось поражением Святославичей: Глеб и Роман Красный были убиты, а Олег отправлен в ссылку в Царьград.
Вскоре Тьмуторокань перестала быть Русской землей. Последний раз в летописи она упоминается под 1094 годом, когда Олег с нанятыми половцами пошел оттуда отвоевывать Чернигов у Владимира Мономаха. Это ему удалось и он сел на столе отца своего, а половцы стали разорять окрестности Чернигова. Олег не мешал им, ведь он сам их привел, «уже в третий раз», как сообщает летопись. Половцы, используя усобицы русских князей себе на пользу, укрепились в степных южных землях, принадлежавших некогда Руси. В это время Тьмуторокань исчезла со страниц русских летописей. Именно Олег Святославич не сумел ее удержать. И вот его внук решил отправиться туда, чтобы поискать свое наследственное золото.
Именно золото было целью похода Игоря, а не желание, как считают некоторые исследователи, и в частности А.Смирнов, «отвоевать у половцев потерянный город Тмуторокань на Сурожском (Азовском) море». Отвоевывать Тьмуторокань было бы верхом безумия, ведь вся степь в то время контролировалась половцами. И что бы делал Игорь в Тьмуторокани, сидя как в осажденной крепости? Нет, он шел туда поживиться. Его предки владели Тьмутороканью, и Игорь был наслышан о ее богатствах. Конечно, Тьмуторокань была стратегически необходима Руси: для торговли и контролирования торговых путей. Она связывала греческую землю и Русь; один из торговых путей проходил через Тьмуторокань, Дон и Северский Донец. Он принадлежал Черниговскому княжеству и приносил ему богатую прибыль. Потом путь перерезали степняки, и Чернигов потерял выход к морю. Игорь, конечно, хотел бы вернуть золотые времена для своей земли, но такая задача была ему не по силам. Игорь шел к Дону, как раз надеясь НЕ встретить половцев или встретить их небольшие отряды, с которыми он смог бы справиться.
соколома крильца припѣшали – соколов крылья спе́шили; от слова «пѣшь» – пеший[11]; соколы не могли больше летать.
Темно бо бѣ в 3 день:
два солнца помѣркоста,
оба багряная стлъпа погасоста,
и съ нимъ –
молодая мѣсяца: Олегъ и Святъславъ, тъмою ся поволокоста;
на рѣцѣ, на Каялѣ тьма свѣтъ покрыла,
по Руской земли прострошася половци, аки пардуже гнѣздо,
и въ морѣ погрузиста.
Сложная по построению фраза определяется глаголами двойственного числа помѣркоста, погасоста, погрузиста, ся поволокоста. Автор сравнивает пленение Игоря и Всеволода и гибель их дружин с солнечным закатом на море: яркое солнце меркнет, опускается все ниже, отражаясь в воде багряным столпом, и наконец исчезает; тускнеют, темнеют окрашенные им волны; наступает ночь. Произошло все так: на третий день два солнца померкли (Игорь и Всеволод попали в плен), оба багряных столпа погасли и исчезли в ночном море (погибли их дружины). Вместе с этим днем (и съ нимъ) тьмой заволоклись два молодых месяца (два младших сына Игоря). Для 10-летнего Олега (родился в 1175 году) и более молодого Святослава туманной стала перспектива княжеского владения. (Напомню, старший сын Игоря Владимир уже владел Путивлем). На Каяле тьма ВЕСЬ свет покрыла: нет ни солнца днем, ни месяца ночью (нет ни князей, ни их наследников), и в темноте рассеялись половцы, быстрые как гепарды, по Русской земле.
И великое буйство подасть Хинови!
Подасть – глагол повелительного наклонения: Подать! Великое буйство! И началось тут большое веселье в стране Хинови-Хазарии, в которой наряду с другими степняками жили и половцы. Ниже в тексте она еще раз упоминается среди других стран: «Хинова, Литва, Ятвязи, Деремела».
Уже снесеся хула на хвалу,
уже тресну нужда на волю,
уже връжеса дивь на землю.
Се бо готскія красныя дѣвы въспѣша на брезѣ синему морю.
Бояре образно поведали князю, как появилось НОВОЕ насилие, нужда-принуждение на свете: запели готские красивые девушки на берегу синего моря, и снеслась хула на хвалу (как петух покрывает курицу), вылупилось насилие из яйца и выскочило из гнезда, бросилось дивом-птенцом на землю, готовое вернуть время хмельное, отомстить за потомков Шарукана.
время бусово
Прилагательное «бусово» происходит от слова «буза», которое в тюркских языках известно с глубокой древности и означает пьянящий напиток из проса или ячменя, наподобие пива. В современном словаре можно найти производный от него глагол «бузить» – шуметь, буйствовать.
месть Шароканю – месть Кончака за своего деда, хана Шарукана, над которым одерживали победы Святослав Ярославич и Олег Святославич (прадед и дед Игоря).
О моя сыновчя, Игорю и Всеволоде!
Святослав называет Игоря и Всеволода сыновцами, т.е. племянниками, хотя они были его двоюродными братьями. Таким обращением Святослав подчеркнул не только свое старшинство в семье, отцовство по лествице для своих братьев, но и детскую неразумность их поведения. Рано, не подготовившись (вот почему вино во сне плохо забродило!), пошли они в степь искать себе славу. Одолѣсте, проліясте, створисте, рекосте – глаголы одинаковой формы двойственного числа используются для обращения к Игорю и Всеволоду.
А уже не вижду власти сильнаго и богатаго и многовои брата моего Ярослава
Ярослав находится рядом с Великим князем. Поэтому, Святослав НЕ ПРИЗЫВАЕТ его, как остальных князей в своем золотом слове, а ГОВОРИТ о нем: «Ничего не осталось от власти Ярослава». Потерял он свое большое и сильное войско черниговских былей-богатырей, которых Святослав перечисляет по именам или кличкам: Могута, Татран, Шельбир, Топчак, Ревуга, Ольбер. Вероятно, они были в дружине воеводы Ольстина, которого Ярослав дал в помощь Игорю и которые, как и другие воины, погибли или попали в плен после поражения.
засапожники – особые ножи, которые носили за голенищем и использовали в рукопашной схватке.
звонячи въ прадѣднюю славу
Прадедом Игоря и Всеволода был Святослав Ярославич, который одерживал победы над ханом Шаруканом.
преднюю славу сами похитимъ, а заднюю – ся сами подѣлимъ
Здесь речь идет о расстановке дружин во время боя. В этом походе Игорь и Всеволод были старшими, главными. Они сами (а не Святослав или другой князь) решали, как расположить войска во время сражения, кому быть в передовом полку и получить главную славу и основной полон, кому – в замыкающем. Вся слава, и «передняя», и «задняя», доставалась им.
коли соколъ въмытехъ бываетъ
Мытъ – это время, когда птица линяет, поновляется[13]. Глагол «въмытити» означает перелинять и образован по аналогии, например, с такими, как «въмирити» – заключить мир, или «въмужити» – возмужать, сделаться взрослым[14], и показывает законченное действие: сокол уже перелинял. Прилагательное, образованное от этого глагола, переводится как «перелинявший».
Нъ се – зло, Княже:
ми непособіе наниче,
ся годины обратиша;
се – у Римъ кричатъ подъ саблями половецкыми,
а Володимиръ – подъ ранами,
туга и тоска сыну Глѣбову.
Эти слова, отвечая Святославу, произносит Ярослав, а не бояре, иначе бы вместо ми (мне) было бы ны (нам) непособіе наниче. Ярослав называет Святослава князем, а не братом, подчеркивая его главенство над собой. Так же потом Святослав будет обращаться к Всеволоду Большое Гнездо, называя его князем (только его и никого другого!), давая понять, что только он равен ему по статусу. Ярослав говорит Святославу: «Нет времени ждать, пока сокол перелиняет!» Отсутствие помощи СЕЙЧАС (акцент сделан на слове наниче) – это зло. Годины вернулись. Верный своему стилистическому приему: опускать только что использованное слово, автор говорит, что терять время на смену оперения – это – зло, зло и то, что у Римова люди кричат под саблями половецкими, а Владимир кричит под ранами в Переяславле. Из летописи известно, что Владимир Глебович дважды посылал к Великому князю с просьбой скорее прислать подкрепление. Значит, помощь была недостаточно быстрой. Упоминание Ярославом своего зятя Владимира Глебовича Переяславского, который 8 ноября 1179 года взял в жены его дочь Забаву [15], является дополнительным подтверждением того, что слова принадлежат именно Ярославу.
ся годины обратиша
Годины – не просто года, это печальные времена. В таком значении слово используется и в современном русском языке и в самом «Слове о полку Игореве»: «О, стонати Руской земли, помянувше пръвую годину» или «невеселая година въстала».
Римъ – город Римов, который разорили воины Кончака, идя от Переяславля. В летописи события описаны так. После поражения Игоря Кончак и Гза пошли на Русь. Но случилась между ними распря. Кончак хотел идти к Киеву, мимо Переяславля, «где были избиты братья наши и великий хан Боняк» (а не Кобяк!). А Гза считал, что нужно идти на Сейм, «где остались только жены и дети, и никто не помешает полон собрать». Не договорившись, каждый направился в свою сторону. Кончак подошел к Переяславлю. Владимир Глебович, дерзкий до рати, выехал ему навстречу в небольшой дружине и отважно сражался, но был сильно ранен и едва сумел вернуться в город. Половцы пошли было дальше, но, услышав, что идут русские дружины, повернули назад. Возвращаясь, в злобе они окружили Римов. Жители укрылись внутри; некоторые влезли на забрало. И тут две башни не выдержали и рухнули. Теперь половцы через проем в стене могли беспрепятственно попасть в город. Испуганные люди разбежались по Римовскому болоту, где многие были избиты и пленены. Так же были пленены и все оставшиеся в городе. С богатым полоном половцы стали спешно отступать[16].
Великый Княже Всеволоде!
Всеволод Юрьевич Большое Гнездо – Великий князь Владимиро-Суздальской Руси, равный по статусу Великому князю Киевскому. Только к нему Святослав обращается: «Княже!». Известно, что Всеволод продолжал политику своего родного брата Андрея Боголюбского и стремился переместить центр Руси из Киева во Владимир. Поэтому Святослав и просит его, не в мыслях, а на деле, вспомнить о своем ОТЧЕМ Киевском столе и защитить его: «Не мыслію ти прелетѣти издалеча отня злата стола поблюсти». Остальных князей Святослав призывает отомстить за раны Игоревы и защитить землю Русскую.
Тонкий упрек звучит в словах Святослава. Ведь Всеволод обещал, в случае необходимости, прийти к нему на помощь в благодарность за то, что годом раньше Святослав поддержал его в походе против волжских болгар. Он послал к Всеволоду своего сына Владимира с войском. «А также писал ко всем братьям и племянникам, к которым Ярослав Черниговский и Игорь Северский присовокупили свои полки с воеводами. А Изяслав Переяславльский сам пошел, Давид Смоленский послал сына Мстислава. С наступлением весны пошли вниз по Волге. И разбили болгар»[17].
В этом походе отличился Изяслав Переяславский, «удалой сын Глебов». Пока Всеволод советовался с дружиной, как лучше наступать, Изяслав Глебович, взяв копью наперевес (отсюда образ «шерешира» – шершня с острым жалом), быстро помчался к оборонительному укреплению-оплоту, который учинили вышедшие из города воины, разбил их и гнал до самых городских ворот[18]. В этом наступлении он был смертельно ранен и вскоре скончался.
аже бы ты былъ, то была бы чага – по ногатѣ, а кощей – по резанѣ
Этой фразой Святослав подчеркивает ратную доблесть Всеволода: если бы он принял участие в ополчении, то победа была бы предрешена, а добыча была бы такой богатой, что пленники продавались бы за бесценок. «Ногата» и «резань» – это денежные единицы, причем резань меньше ногаты. 40 резаней стоила корова[19]. Известно, что после поражения суздальцев от новгородцев, когда было взято огромное количество пленников, они продавались по две ногаты[20]. Здесь за чагу давали бы только одну ногату, а за кощея – и того меньше (в 40 раз меньше, чем за корову!). Слово «чага» встречается в летописи под 1170 годом в значении «жена или наложница хана». Кощеем назывался глава отдельного половецкого стана, коша. Кощеем был Кончак.
Ты, буй Рюриче и Давыде!
Сыновья Ростислава Мстиславича, внуки Мстислава Владимировича Великого и правнуки Владимира Мономаха. Мономаховичи постоянно враждовали с Ольговичами за Киевское княжение. На момент похода Игоря, Ольгович – Святослав Всеволодович – сидел в Киеве, став главным в роду, а Мономаховичу – Рюрику Ростиславичу – досталась вся Киевская земля, как наследственная вотчина Мстиславичей, и он стал практически соправителем Святослава. Давид Ростиславич владел Смоленским княжеством, и был одним из самых влиятельных русских князей. «Смоленск имел очень удобную связь с Киевом – вниз по Днепру можно было пустить флотилию любых размеров, и всего лишь через 8 дней она уже была под стенами столицы. Быть может, эта важная стратегическая близость к Киеву (в сочетании с полной безопасностью самого Смоленского княжества от половцев) и была причиной того, что почти все смоленские князья побывали на киевском престоле»[23].
Святослав спрашивает Рюрика и Давида, зная их враждебное отношение к черниговским князьями:«Не ваши ли – золочеными шлемами в крови плавают? Не ваши ли – храбрые дружины рыкают, как раненные туры?». И совершенно понятно, какой ответ он хочет получить: именно ваши, Игорь и Всеволод – ВАШИ, вы все одного РОДА!
Святослав говорит Рюрику и Давиду (а потом и Ярославу Галицкому): «Господа!» («Господин!»). Такое обращение к князю, как держателю власти, по исследованию Д.С.Лихачева, впервые стало употребляться на северо-востоке Руси, начиная с середины 70-х годов XII века. «В политической жизни в отношении князя термин господин впервые встречается в речах жителей владимиро-суздальских городов, обращенных к владимирскому князю. Так называют Михаила Юрьевича суздальцы и ростовцы. В 1180г., по-видимому, впервые этот термин переходит в уста князей-вассалов, в их обращении к своему главе, и опять-таки во Владимиро-Суздальском княжестве. Так называли Всеволода Юрьевича рязанские князья: «Ты господин, ты отец наш»[24]. Возможно, устанавливающиеся новые, не-лествиничные, отношения наследования княжеской власти требовали, наряду со старым «отец», нового обращения. Кроме того, оно стало отражать божественную сущность власти правителя: «господи́н» – «госпо́дин». Аналогичное по значению слово содержит тот же смысл: «государь» (господарь) – Господа дар.
Галичкы Осмомыслѣ Ярославе!
Ярослав Владимирович, сын Владимирка Володарьевича Галицкого, внук Володаря Ростиславича, правнук Ростислава Владимировича Тьмутороканского, первого князя-изгоя, праправнук Владимира Ярославича Старого. При умной политике Ярослава, мыслящего за восьмерых (отсюда и прозвище «Осмомысл»), Галицкое княжество достигло своего расцвета. Благо положение было удобное. Подперев венгерского короля своими железными полками, он стал контролировать выход в Дунай, собирая немалые средства с торговых караванов. Сидя дома на своем златокованом столе, метал Ярослав временами грозы далеко и высоко, за облака, которые потом растекались по разным землям. Летопись подтверждает такую характеристику: «Ярослав был мудр, речист, честен и славен полками; где была ему обида, сам не ходил, а посылал полки свои с воеводами»[25]. Так он поступил и здесь: в ополчение прислал свой полк с воеводой.
Но не только потому, что Ярослав Галицкий был мудрый и опытный правитель, Святослав обратился к нему. Ярослав был тестем Игоря, практически его вторым отцом. И если, обращаясь к Всеволоду Большое Гнездо, Святослав напоминал ему об отчем СТОЛЕ, а Рюрику и Давиду – об общем РОДЕ, то Ярослава Галицкого он призывал вспомнить о своей СЕМЬЕ, косвенно намекая на родственную связь Ярослава с Юрием Долгоруким, Киевским князем. Его дочь Ольга Юрьевна, выйдя замуж за Ярослава, отворила ему Киева врата. Но Ярослав променял ее на любовницу Настасью, и даже хотел их сына Олега сделать своим наследником в обход старшего, рожденного в браке Владимира.
суды рядя – сейчас бы сказали: занимаясь судебно-административной деятельностью.
стрѣляеши съ отня злата стола салтани за землями
Со своего высокого стола Ярослав стрелял в султаны на шлемах воинов венгерского короля, давнего противника Галицкого князя за влияние на Дунае и Карпатах (горах Угорских). Салтан, султан – это пучок перьев либо иная стоячая кисть на шлемах[26].
А ты, буй Романеи Мстиславе!
В этом обращении речь идет об ОДНОМ князе – Романовом Мстиславе, (возможно, надо читать «Романей Мстиславе»), т.е. о Мстиславе Романовиче, а не о Романе и Мстиславе, как считали первые издатели. Важно отметить, что родителями Мстислава были Роман Ростиславич и Мария Святославовна Новгород-Северская, родная сестра Игоря и Всеволода. Автор уточняет отчество Мстислава потому, что дальше (в числе трех Мстиславичей) идет обращение к другому Мстиславу – Мстиславу Мстиславичу, сыну Мстислава Ростиславича.
храбрая мысль носитъ расумъ на дѣло
В Первом Издании было написано «васъ умъ». Но местоимение васъ множественного числа не может относиться ни к одному князю – Мстиславу Романовичу, ни двум князьям – Роману и Мстиславу, как считали первые издатели. Поэтому, здесь явно была ошибка. Кроме того, слово умь везде в тексте писалось с мягким знаком, и только здесь на конце стоял твердый. Учитывая это, можно предположить, что буква р была перепутана с в при воспроизведении слова расумъ.
суть бо у вою желѣзныи папорзи подъ шеломы латинскими
Вторая грамматическая нестыковка: в Первом Издании двойственное местоимение «ваю» стояло при глаголе множественного числа «суть». Думаю, в древнем оригинале было написано слово вою – воины.
папорзи – можно предположить, что это часть шлема, прикрывающая нос – наносник, железный клюв, если продолжать сравнение Мстислава Романовича с соколом. Известно, что в XII веке такие шлемы с железными полосками для защиты носа уже существовали. Этими клювами воины раскалывали земли и щелкали страны, как орешки: «тѣми тресну земля и многи страны: Хинова, Литва, Ятвязи, Деремела». В Хинови-Хазарии, наряду с другими степняками, жили половцы; в Литве, Ятвягах, Деремелах – прибалтийские народы.
и вси три Мстиславичи – это сыновья Мстислава Ростиславича Смоленского, двоюродные братья Мстислава Романовича: Мстислав Новгородский Удатный, Давид Торопецкий и Владимир Псковский. Все эти князья являлись племянниками Рюрика и Давида Ростиславичей. К Рюрику и Давиду Святослав обращался раньше, называя их «господами», в отличие от младших Ростиславичей: Мстислава Романовича и трех Мстиславичей.
не худа гнѣзда шестокрилци
Святослав называет сыновей Мстислава Ростиславича Смоленского шестикрыльцами, используя образ огненного стремительного Серафима, с которым можно было сравнить их отца. Летописец о нем писал так: «Он всегда порывался на великие дела. И не было земли в Руси, которая бы не хотела его иметь у себя. И не может вся земля Русская забыть доблести его»[27]. Мстислав умер в Новгороде и был положен в Святой Софии возле гроба Владимира Ярославича Старого. К нему с поклонением приходили все от мала до велика. Впоследствии он был причислен к лику святых. Дети Мстислава – из гнезда шестикрыльца, сами – шестикрыльцы. Но возможно, в таком определении заключен иной смысл: Святослав хотел подчеркнуть, что три Мстиславича всегда действовали сообща, имея шесть рук-крыльев. Перед смертью Мстислав поручил своих детей братьям, Рюрику и Давиду, которые давали им волости и сажали на княжеские столы. Сыновья Мстислава «не победными жребиями себе волости расхищали», а покровительством сильных дядьев.
Олговичи храбрыи князи доспѣли на брань, Инъгварь и Всеволодъ – именно такой должна быть разбивка текста. Однако везде Ингваря и Всеволода соединяют с тремя Мстиславичами. Но ведь автор не использует здесь Звательный падеж: «Инъгварю и Всеволоде!». Он не обращается к ним, а констатирует факт: Ольговичи Ингварь и Всеволод поспели на брань. Имя «Ингварь» для Игоря использовано для рифмы со словом «брань».
утрпѣ солнцю свѣтъ – погас солнца свет; глагол утрьпѣти означает угаснуть[28].
по Рсі и по Сули гради подѣлиша
После поражения Игоря Кончак и Гза поделили между собой земли для набега: Кончак пошел в сторону Киева, а Гза – к Путивлю. Рось и Сула – правый и левый приток Днепра.
За землю Русскую, за раны Игоревы, буего Святъславлича! – три раза прозвучал этот призыв Святослава. Так и было принято в народной традиции – трижды просить.
Сон и золотое слово Святослава
Пьеса, перевод с древнерусского
Действующие лица:
Святослав Всеволодович, Великий князь Киевский
Ярослав Всеволодович, его брат, князь Черниговский
Автор
Бояре, советники и дружинники князя Святослава
Действие происходит в Киеве, в княжеских палатах. Святослав рассказывает Ярославу и боярам свой странный сон. Автор присутствует тут же, своими замечаниями как бы выстраивая композицию пьесы.
Автор:
А Святослав мутный сон видит в Киеве на горах.
Святослав:
В эту ночь с вечера покрывал темя, – сказал, –
черной пеленой на кровати тисовой:
черпали мне синее вино с трудом смешанное,
сыпали мне тощими колчанами поганых колчанников великий жемчуг на лоно,
и нежат меня уже доски без изголовья
в моем тереме златоверхом.
Всю ночь с вечера, как совы, вороны
вскаркивали у Пленска на низине,
беша дебрь Кисанову.
И не пошлю к синему морю!
Понурые бояре отвечали князю.
Автор:
И сказали бояре князю:
Бояре:
Уже, князь, горе ум пленило.
Это – два сокола слетели с отчего стола,
золота поискать города Тьмутороканя,
или испить шлемом Дона;
уже соколов крыльца спе́шили сабли поганых,
а самих опустили в путы железные.
Темно стало в третий день:
два солнца померкли,
оба багряных столба погасли,
и с ним –
молодые месяцы Олег и Святослав тьмою заволоклись;
на реке, на Каяле тьма свет покрыла,
по Русской земле рассеялись половцы, как гепардово гнездо,
и в море погрузились.
И великое буйство подать хиновам!
Уже снеслась хула на хвалу,
уже вылупилось насилие на волю,
уже бросилось филином на землю.
Это готские красные девы запели на берегу синего моря.
Звеня русским золотом,
поют время хмельное,
лелеют месть Шаруканову.
И мы уже, дружина, жадны до веселия!
Выслушав бояр, Святослав выронил свое золотое слово, словно выронил слезу. Посетовал он на своих неразумных сыновцев Игоря и Всеволода, что, не подготовившись, пошли в степь; упрекнул родного брата Ярослава, который этому попустительствовал и потерял лучших своих воинов; спросил, а может быть, мне самому помолодеть, сменить оперение (речь идет о дружине) и защитить родное гнездо.
Автор:
Тогда великий Святослав обронил золотое слово со слезами смешанное,
и сказал:
Святослав:
О, мои сыновцы, Игорь и Всеволод!
Рано начали в половецкую землю мечи выпускать и себе славы искать.
Но нечестно (вас) одолели, нечестно и вы кровь поганую проливали.
Ваши храбрые сердца в жестоком булате выкованы и в буйстве закалены.
Это ли сотворили моей серебряной седине!
И уже не вижу власти сильного, и богатого, и многовойного
брата моего Ярослава с черниговскими бывальцами:
с Могутами, и с Татранами, и с Шельбирами,
и с Топчаками, и с Ревугами, и с Ольберами,
тех, что без щитов с засопожниками
кличем полки побеждают,
звеня в прадедову славу.
Но сказали: «Мужаемся сами,
переднюю славу сами похитим,
и заднюю – меж себя сами поделим».
А что дивно себя, братия, старому омолодить?
Если сокол перелинявшим бывает,
высоко птиц взбивает,
не даст гнезда своего в обиду.
Склонив голову, Ярослав отвечал Святославу.
Ярослав:
Но это – зло, Князь:
мне нет помощи н ы н ч е,
годины возвратились;
это – у Римова кричат под саблями половецкими,
а Владимир – под ранами,
горе и тоска сыну Глебову.
Вняв Ярославу, Святослав понимает, что самому ему не справиться, не защитить Русскую землю, и обращается к князьям за помощью. Его призыв звучит для Всеволода Большое Гнездо, Ярослава Галицкого, Смоленских князей Рюрика и Давида Ростиславичей и их племянников: Мстислава Романовича и трех Мстиславичей.
Святослав:
Великий князь Всеволод!
Не мыслию тебе прилететь издалече отчего золотого стола поблюсти.
Ты ведь можешь Волгу веслами раскропить, а Дон шлемами вычерпать.
Если бы ты был, то была бы чага по ногате, а кощей – по резани.
Ты ведь можешь посуху живыми шершнями стрелять,
удалыми сыновьями Глебовыми.
Ты, буй Рюрик и Давид!
Не ваши ли – золочеными шлемами по крови плавали!
Не ваши ли – храбрые дружины рыкают, как туры,
раненные саблями калеными на поле неведомом!
Вступите, Господа, в золотые стремена
за обиду сего времени,
за землю Русскую,
за раны Игоревы, буйного Святославича!
Галицкий Осмомысл Ярослав!
Высоко сидишь на своем златокованом столе.
Подпер горы венгерские своими железными полками,
заступив королю путь,
затворив Дунаю ворота.
Меча временами через облака,
суды рядя до Дуная,
грозы твои по землям текут.
Отворяешь Киеву врата,
стреляешь с отчего золотого стола в султаны за землями,
стреляй, Господин, Кончака, поганого кощея,
за землю Русскую,
за раны Игоревы, буйного Святославича!
А ты, буй Романов Мстислав!
Храбрая мысль носит разум на дело!
Высоко плаваешь на дело,
в буйности, как сокол, на ветрах расширяясь,
хотя птицу в буйстве одолеть.
Есть у воинов железные клювы под шлемами латинскими;
под теми треснула земля и многие страны:
Хинова, Литва,
Ятвяги, Деремела.
И половцы сулицы свои опустили,
а головы свои приклонили
под те мечи булатные.
Ярослав прерывает Святослава, который в своем призыве становится все красноречивее и красноречивее. Ярослав торопит: уже половцы хозяйничают по обе стороны Днепра, а Игорева полка не воскресить; поспели Игорь и Всеволод на брань, там и оставили свои дружины. Нужно спешить выступить навстречу врагам.
Ярослав:
Но уже, Князь, Игорю погас солнца свет,
а дерево не добром листву обронило;
по Роси, по Суле города поделили,
а Игорева храброго полка не воскресить.
Дон тебя, Князь, кличет,
и зовет князей на победу.
Ольговичи, храбрые князья, поспели на брань:
Игорь и Всеволод.
Святослав продолжает; его слова становятся лаконичнее.
Святослав:
И все три Мстиславича!
Не худого гнезда шестикрыльцы.
Не победными жребиями себе волости расхитили.
Где ваши золотые шлемы, и сулицы польские, и щиты?
Загородите полю ворота своими острыми стрелами
за землю Русскую,
за раны Игоревы, буйного Святославича!
К о н е ц
ПРИЗЫВ АВТОРА
Вслед за призывом Святослава звучит призыв автора, обращенный ко ВСЕМ русским князьям прекратить усобицы, вызванный тем, что в полоцких землях вновь вспыхнули ссоры, о чем рассказывается дальше.
Давид Смоленский откликнулся на призыв Святослава выступить против половцев, спустился со своей дружиной вниз по Днепру и встал недалеко от Киева в ожидании остальных князей. Когда ополчение было собрано и выступило вперед, Давид неожиданно повернул домой, говоря так: «Если бы рать была у Киева, то бились бы, а иной рати искать не можем, уже мы изнемогли»[29], «устали и всем издержались»[30]. Чем было вызвано такое решение Давида? Ведь еще до известия о поражении Игоря Давид дал согласие Святославу идти на ВСЕ ЛЕТО в степь вместе с другими князьями. Значит, произошло какое-то событие, которое вынудило его вернуться домой. О нем исторические источники молчат, но, возможно, ответ содержится в следующем отрывке «Слова о полку Игореве» и двух летописных записях, приведенных ниже.
Уже бо Сула не течетъ сребреными струями къ граду Переяславлю,
и Двина болотомъ течетъ.
Онымъ грознымъ полочаномъ подъ кликомъ поганыхъ
единъ же Изяславъ, сынъ Васильковъ,
позвони своими острыми мечи о шеломы Литовскія,
притрепа славу дѣду своему Всеславу,
а самъ подъ чрълеными щиты на кровавѣ травѣ
притрепанъ литовскыми мечи.
И схоти ю накровати рекъ:
«Дружину твою, княже,
птиць крилы пріодѣ, а звѣри кровь полизаша.
Не бысь ту брата Брячяслава, ни другаго – Всеволода.
Единъ же изрони жемчюжну душу
изъ храбра тѣла чресъ злато ожереліе.
Унылы голоси, пониче веселіе».
Трубы трубятъ Городеньскіи.
Уже Сула не течет серебряными струями к городу Переяславлю,
и Двина болотом течет.
Этим грозным полочанам под кличем поганых
один же Изяслав, сын Васильков,
позвонил своими острыми мечами о шлемы литовские,
потрепал славу деду своему Всеславу,
а сам под червлеными щитами на кровавой траве
потрепан литовскими мечами.
И захотев ее спрятать, (я) сказал:
«Дружину твою, Князь,
птиц крылья приодели, а звери кровь подлизали.
Не было тут брата Брячеслава, ни другого – Всеволода.
Один же выронил жемчужную душу
из храброго тела через золотое ожерелье.
Приуныли голоса, поникло веселье».
Трубы трубят Городенские.
В первом предложении этого отрывка говорится о двух опасностях, угрожающих Русской земле: с юга и с запада. Река Сула грязными струями течет к Днепру, потому что выше по течению, у города Римова, похозяйничали половцы. А Двина, имея исток намного севернее, там, куда половцы не дошли, встала болотом из-за того, что в низовьях, в полоцких землях, ей преградили путь. Полочане решили воспользоваться ситуацией. Зная, что основные русские силы заняты защитой южных границ, они с нанятыми литовцами предприняли нападение на Смоленские земли или на земли союзников Давида Ростиславича: друцкие, логожские, городецкие.
Давид Ростиславич Смоленский был противником Полоцкого князя. Из летописи известно, что в 1180 году он выступил в защиту Глеба Рогволдовича Друцкого, против которого ополчился Святослав Всеволодович со своими союзниками: братом Ярославом Черниговским, племянником Игорем Святославичем (героем «Слова о полку Игореве»), братьями жены Марии Васильковны Брячеславом Витебским и Всеславом Полоцким и нанятыми литовцами. На защиту Глеба Друцкого кроме Давида Ростиславича встали Всеслав Микулич Логожский, Андрей Володшич и племянник его Изяслав – сын Василько Брячеславича, «снемшеся вси поидоша мимо Дрьютьскъ противу Святославу»[31]. Василько Брячеславич был женат на дочери Давида Ростиславича[32] и, значит, его сын Изяслав Василькович был внуком Давида Ростиславича.
Не юный ли внук Давида Ростиславича погиб в столкновении с грозными полочанами и нанятыми ими литовцами в злополучном 1185 году? Точный ответ получить невозможно, но косвенным подтверждением этого может служить сообщение летописи о том, что зимой 1185 года Давид Ростиславич снова ходил на Полоцк. «Полочане, не имея сил противиться Давиду, послали говорить о мире. Давид же, объявя им все обиды и взяв от них награждение довольное, помирился»[33].
(Изяслав) притрепа славу дѣду своему Всеславу,
а самъ подъ чрълеными щиты на кровавѣ травѣ
притрепанъ литовскыми мечи.
И схоти́ ю накровати, рекъ:
«Дружину твою, Княже,
птиць крилы пріодѣ, а звѣри кровь полизаша»
Перевод фразы: и схоти ю на кровать, и рекъ – «на сем-то одре лежа, произнес он», сделанный первыми издателями, являлся грамматически неверным и требовал другой интерпретации. Было высказано огромное количество гипотез, которые также являлись неубедительными. Думаю, надо исходить из того, что здесь речь идет о СЛАВЕ. Автор говорит, что Изяслав потрепал славу Всеслава. Когда же самого Изяслава потрепали литовские мечи, автор захотел его славу спрятать, укрыть от посторонних глаз: захотя ее спрятать, я-автор сказал: «Дружину твою, князь, птицы крыльями приодели, а звери кровь подлизали». Ничего не осталось от войска Изяслава. Глагол накровати происходит от слова кровъ. Глагол рекъ находится в форме аориста 1-го лица ед.ч.
Давид Ростиславич, как было сказано выше, откликнулся на призыв Святослава выступить против половцев, но вдруг спешно вернулся в Смоленск. Тогда уже трубили трубы в Городне (Гродно), призывая Давида и его союзников на битву, чтобы отомстить за Изяслава. Вспомним, также перед походом Игоря трубы трубили в Новгороде Северском, а в ответ вставали стяги в Путивле. Здесь же в ответ прозвучал ПРИКАЗ автора, обращенный ко всем русским князьям – Ярославичам и Всеславичам: «Опустить стяги, вложить мечи в ножны!». Хватит междоусобных войн! Из-за них начали поганые (половцы, литовцы) приходить на Русскую землю.
Ярославеи вси, внуце Всеславли!
Уже понизить стязи свои,
вонзить свои мечи вережени.
Уже бо выскочисте изъ дѣдней славѣ;
вы бо своими крамолами начясте наводити поганыя
на землю Русскую, на жизнь Всеславлю.
Ярославичи все, внуки Всеславовы!
Уже опустить стяги свои,
вложить свои мечи выхваченные!
Уже вы выскочили из дедовой славы;
вы своими крамолами начали наводить поганых
на землю Русскую, на жизнь Всеславову.
Ярославеи вси, внуце Всеславли!
Вариант Первого Издания: «Ярославе и вси внуце Всеславли!» вызывал недоуменные вопросы, о каком Ярославе идет речь? Если об одном из современников Игоря: Ярославе Черниговском или Ярославе Галицком, то непонятно, почему они НАЧАЛИ наводить поганых на жизнь Всеслава Полоцкого, который жил сто лет назад? Если же предположить, что здесь говорится о старом Ярославе Мудром, то непонятно, зачем автору нужно такое обращение сейчас, в XII веке? Первым другое прочтение предложил Д.С.Лихачев: «Ярослава (Мудрого) все внуки и (внуки) Всеслава (Полоцкого)»[36], которое по смыслу являлось совершенно верным, но требовало внесения исправлений в текст, которые он и сделал: «Ярославли вси внуце и Всеславли!». Однако этот же смысл можно сохранить и без исправлений, делая другую разбивку фразы и чуть сдвигая акценты: «Ярославеи вси, внуце Всеславли» – Ярославичи все, внуки Всеславовы. Форма притяжательного прилагательного уже была ранее использована в обращении к Мстиславу Романовичу. Здесь она повторилась в обращении к Ярославичам. Известно, что после Владимира Святого на Русской земле княжили потомки только двух родов: Изяслава Полоцкого (и его внука Всеслава) и Ярослава Мудрого. К ним, ко ВСЕМ РЮРИКОВИЧАМ и обращался автор «Слова о полку Игореве».
Дальше автор вспоминает о том, как началась вражда полоцких князей и Ярославичей, из-за которой половцы стали приходить на Русскую землю. Воспоминание предваряет заголовок:
Которое бо бѣше насиліе отъ земли Половецкыи на седьмомъ вѣцѣ Трояни
Через несколько лет после смерти Ярослава Мудрого заратился Всеслав Полоцкий, попытался овладеть Псковом, захватил и разграбил Новгород. Сыновья Ярослава в отместку сожгли Полоцк. Прямое столкновение было неизбежно. Дружины сошлись 3 марта 1068 года на Немиге. Ярославичи разбили Всеслава, но схватить его не удалось. Тогда они решили заманить его хитростью, пригласили на переговоры якобы для заключения мира, крест целовали, что не причинят вреда. Но как только Всеслав явился на встречу, они схватили его, отвезли в Киев и посадили в темницу.
Осенью того же года на Русскую землю впервые пришли половцы. Летописец однозначно связывает их приход с клятвопреступлением Ярославичей. Русские дружины в битве на Альте потерпели поражение. В Киеве вспыхнуло восстание, в результате которого Великий князь Изяслав бежал в Польшу к своему тестю (Изяслав был женат на Гертруде Польской[37]), а его место занял освобожденный горожанами Всеслав Полоцкий. 7 месяцев просидел Всеслав на Киевском столе. О его правлении летопись не сохранила никаких сведений. Но из «Слова…» известно, что в это время он раздавал князьям города и бывал в Тьмуторокани.
Връже Всеславъ жребій о дѣвицю себѣ любу,
тъй клюками подпръся о кони,
и скочи къ граду Кыеву,
и дотчеся стружіемъ злата стола Кіевскаго;
скочи отъ нихъ лютымъ звѣремъ въ плъночи;
изъ Бѣла-града – обѣсися синѣ мьглѣ,
утръже вазни стрику,
сы оттвори врата Нову-граду,
разшибе славу Ярославу,
скочи влъкомъ до Немиги съ дуду.
Токъ на Немизѣ.
Снопы стелютъ головами,
молотятъ чепи харалужными,
на тоцѣ животъ кладутъ,
вѣютъ душу отъ тѣла;
Немизѣ кровави брезѣ
не бологомъ бяхуть посѣяни,
посѣяни костьми Рускихъ сыновъ.
Всеславъ-князь людемъ судяше,
княземъ грады рядяше,
а самъ въ ночь влъкомъ рыскаше;
изъ Кыева дорискаше до куръ Тмутороканя,
великому Хръсови влъкомъ путь прерыскаше.
Тому въ Полотскѣ позвониша
заутреню рано у Святыя Софеи въ колоколы,
а онъ въ Кыевѣ звонъ слыша.
Бросил Всеслав жребий о девице себе любимой,
тот клюками подперся на кону,
и скакнул к городу Киеву,
и коснулся навершием золотого стола Киевского;
скакнул от них лютым зверем в полночи,
из Белгорода – взбесившись в синей мгле,
отбросил удачи пику,
которой отворил ворота Новгорода,
расшиб славу Ярослава,
скакнул волком до Немиги с дуру.
Ток на Немиге:
снопы стелют головами,
молотят цепями булатными;
на токе жизнь кладут,
веют душу от тела.
Немиги кровавые берега
не добром были посеяны,
посеяны костями Русских сынов.
Всеслав-князь людям судил,
князьям города рядил,
а сам в ночь волком бегал:
из Киева добегал до куреней Тьмутороканя,
великому Хорсу волком путь перебегал.
Тому в Полоцке позвонили
заутреню рано у Святой Софии в колокола,
а он в Киеве звон слышал.
на седьмомъ вѣцѣ Трояни – на седьмом веке по троянову (греческому, византийскому) летоисчислению от Сотворения мира. «О веках мира» писал Кирик Новгородец в своем трактате «Учение о числах»: «От Адама до сего лета минуло 6 веков. А седьмого века минуло 644 года. Тысяча лет составляет век один»[38]. Он отмечает, что написал свой трактат в первый год княжения в Новгороде князя Святослава Ольговича (отца Игоря), т.е. в 6644 году от Сотворения мира, что соответствует 1136 году от Рождества Христова (разница составляет 5508 лет).
Връже Всеславъ жребій о дѣвицю себѣ любу
Всеслав бросил жребий о девице себе любимой. В этих словах обычно видят метафору: Всеслав захотел поискать власти, о ней, как о любимой девице, бросал он жребий. Но, возможно, слова надо понимать буквально. Из летописи известно, что Святослав и Всеволод второй раз изгнали Изяслава из Киева, заподозрив, что он «сватится со Всеславом Полоцким»[39]. Всеслав к этому времени уже был женат и имел, по крайней мере, двух сыновей, с которыми сидел в тюрьме в Киеве. Но он мог, овдовев, искать руки дочери Изяслава. Или другое предположение: Всеслав и Изяслав сговаривались о своих детях. Всеслав хотел отдать свою дочь – дѣвицу любимую за сына Изяслава. Стоит обратить внимание на то, что один из сыновей Изяслава, Святополк, посаженный отцом в Полоцке и через год изгнанный оттуда Всеславом, имел сына Брячеслава. Имя, принадлежащее исключительно полоцкой династии Рюриковичей, наводит на мысль, что женой или наложницей Святополка была Полоцкая княжна. Интересные параллели можно увидеть в былине о Волхе Всеславиче, а реальные факты мы никогда не узнаем, конечно, если не будут сделаны неожиданные исторические открытия. В Киеве сватовство держалось в строжайшей тайне. Но Святослав Ярославич узнал о нем, скорее всего, от преподобного Антония Печерского, на которого разгневался Изяслав «из-за Всеслава», как сказано в летописи, и тот бежал к Святославу в Чернигов, поселившись на Болдиной горе[40].
тъй клюками подпръся о кони
Жребий (к нему относится местоимение тъй) подпръся – подперся, повернулся той стороной, на которой были клюки. Сейчас бы мы спросили, подбрасывая монетку: «Орел или решка?». Слово кони означает не коней, которые на протяжении всего «Слова о полку Игореве» называются «комони», а место, где метают жребий – конъ. Всеславу на кон выпали клюки. (Однокоренной глагол ключится означает «доставаться по жребию»[41]). Видимо, он решил, что это хороший результат, и помчался в Киев. Дальнейшие метания Всеслава автор рисует стремительными мазками.
дотчеся стружіемъ злата стола Кіевскаго
Всеслав коснулся Киевского стола острием древка своего стяга, получив ненадолго великокняжескую власть.
скочи отъ нихъ лютымъ звѣремъ въ плъночи,
изъ Бѣла-града – обѣсися синѣ мьглѣ
От кого – отъ нихъ – скакал Всеслав? Единственный грамматически правильный ответ: от клюк, от своего жребия! Всеслав, узнав о возвращении Изяслава Ярославича, ночью помчался из Киева к Белгороду, а оттуда уже в предрассветной синей мгле убежал в Полоцк.
(Всеслав) утръже вазни стрику
сы оттвори врата Нову-граду,
разшибе славу Ярославу,
скочи влъкомъ до Немиги съ дуду
Неправильно разбив сплошную строку древнерусского текста на слова «утръ же воззни стрикусы, оттвори врата Нову-граду» первые издатели перевели ее с явными грамматическими неточностями: «По утру же вонзив стрикусы, отворил он ворота Новгородские». Во-первых, здесь использован глагол утръже, как парный к предыдущему действию Всеслава връже: бросил – отбросил. Во-вторых, нет никаких стрикус, есть стрика-стрѣкало – острая палка, бодец[42], а предполагаемое окончание «стрикус» является указательным местоимением сы/сый (м.р., ед.ч., В.п.). Этим стрикалом Всеслав отворил ворота Новгорода, расшиб славу Ярослава, а потом поскакал к Немиге. В-третьих, вместо воззни по-смыслу более подходит слово вазни Екатерининской рукописи, которое означает счастье, удачу, отважность[44]. Думаю, именно это подразумевал автор, говоря о том, что храбрый доныне Всеслав испугался и не захотел принять бой от Изяслава.
Немига – река недалеко от Минска. К ней прыгнул Всеслав, по мнению первых издателей и всех последующих исследователей, с Дудуток. О местонахождении Дудуток спорили. Например, Д.С.Лихачев помещал их возле Новгорода, а Б.А.Рыбаков – на реке Птичь, притоке Припяти. На самом деле ритм фразы показывает, что неверным является само название Дудутокъ. Всеслав прыгнул с дуду, а вторая часть слова – токъ – относится к следующему предложению: Токъ на Немизѣ. Возможно, «дуда» и является названием какого-либо географического объекта, но, скорее всего, это идиоматическое выражение, означающее «с дуру, не подумавши». Хоть и был Всеслав умным человеком, но и он совершал глупые поступки. Один из них – сражение с Ярославичами на Немиге.
Битва описана как уборочная страда, хотя был март и лежал снег. Было жарко от тяжелого боя: снопы стелют головами, молотят цепями булатными, на ток жизнь кладут, веют душу от тела. И засеялись берега Немиги не добрыми семенами, а человеческими костями.
Виновнику этой жестокой страды автор дает такую характеристику: Всеслав людей судил, князьям города рядил, а сам ночью бегал из Киева до дальних куреней (шалашей) Тьмуторокани, образно говоря, на край света. Хръсови-Хорсу-Солнцу перебегая путь, на рассвете уже в Киеве слушал звон колоколов Полоцкой Софии, звавшей к заутрене. Хоть и вещая была у него душа, но часто от бед страдала. Автор вспоминает припевку Бояна, сказанную впервые Всеславу о том, что никому не избежать Божьего Суда, как бы умен и ловок он ни был.
Аще и вѣща душа въ друзѣ тѣлѣ, нъ часто бѣды страдаше.
Тому вѣщей – Боянъ и пръвое припѣвку, смысленый, рече:
«Ни хытру, ни горазду, ни пятицю горазду суда Божіа не минути».
Если и вещая душа в другом теле, но часто от беды страдала.
Тому вещей – Боян и впервые припевку, смышленый, сказал:
«Ни хитрому, ни умелому, ни впятеро умелому суда Божьего не миновать!»
вѣща душа въ друзѣ тѣлѣ
Въ друзѣ тѣлѣ означает «в другом теле». В этой фразе акцент сделан на то, что Всеслав, как и Боян, был ВЕЩИМ, и в его – другом, Всеславовом, а не Бояновом теле была вещая душа. Вещей душе Всеслава Боян и сказал свою припевку.
тому вѣщей – Боянъ и пръвое припѣвку, смысленый, рече
Здесь автор опять использует любимый стилистический прием и опускает рядом стоящие повторяющиеся слова: тому (Всеславу) вещей (душе) Боян впервые припевку, смышленый, сказал.
птицю горазду
Думаю, первые издатели ошиблись, решив, что в Бояновой припевке сказано о птице: «хоть бы птицей летал». Скорее всего, в древнем оригинале было написано слово пятицу с выносной буквой я. Юоян говорил, что даже впятеро умелому суда Божьего не миновать. Похожее словообразование встречается в обращении Ярославны к солнцу: Свѣтлое и тресвѣтлое слънце – светлое и трисветлое солнце.
Автор вместе с Русской землей стонет и сожалеет, что не удалось того – Старого Владимира Ярославича пригвоздить к горам Киевским, т.е. посадить на великокняжеский стол. Стал править Изяслав Ярославич, недостаточно умный и сильный, чтобы удержать мир и согласие в родне. При нем начались бедствия на Руси, возникли распри с Всеславом, зародились споры с Полоцкими князьями. И теперь у сего – нынешнего Владимира Глебовича Переяславского разделились княжеские стяги и копья: Рюрик Ростиславич пришел к нему на помощь, а Давид Ростиславич – нет.
О, стонати Руской земли, помянувше пръвую годину и пръвыхъ князей;
того Старого Владиміра нельзѣ бѣ пригвоздити къ горамъ Кіевскимъ,
сего – бо нынѣ сташа стязи Рюриковы, а друзіи Давидовы,
нъ розинося имъ хоботы пашутъ, копіа поютъ.
О, стонать Русской земле, помянувши первую годину и первых князей!
Того, Старого Владимира, нельзя было пригвоздить к горам Киевским,
у сего – нынче стали стяги Рюриковы, а другие – Давидовы,
но различно им хоботы пашут, копья поют.
помянувше пръвую годину и пръвыхъ князей
Первая година, первые печальные времена наступили при первых князьях – сыновьях Ярослава Мудрого.
того Старого Владиміра нельзѣ бѣ пригвоздити къ горамъ Кіевскимъ,
сего – бо нынѣ сташа стязи Рюриковы, а друзіи Давидовы
Того, Старого Владимира, нельзя было пригвоздить к горам Киевским,
у сего (нынешнего Владимира) нынче стали стяги Рюриковы, а другие – Давидовы.
Здесь автор опять использует свой любимый прием: не повторять только что использованное слово. Назвав одного Владимира, другого – он уже не называет по имени. Слово стяги тоже используется один раз: того Старого Владимира Ярославича нельзя было пригвоздить к горам Киевским, у сего (нынешнего Владимира) нынче стали стяги Рюриковы, а другие (стяги) Давидовы.
Пригвоздить к горам Киевским – посадить на великокняжеский стол. Владимир Ярославич Старый не стал Киевским князем, потому что умер раньше отца.
хоботы – ленты или узкие треугольные куски ткани яркого цвета, которые крепились к полотнищу стяга. Полотнище могло иметь один или несколько хоботов, которые трепетали на ветру подобно языкам пламени.
Как было сказано выше и подробно рассмотрено в статье «Восстановление хронологии событий», Святослав, собрав ополчение, защитил Русскую землю, разгромил половцев, пленил Кобяка и взял много пленников для выкупа русских воинов. Дальше автор возвращается к Игорю и рассказывает, как ему удалось сбежать из половецкого плена.
[1] ПСРЛ, т.1, Лаврентьевская летопись. Языки русской культуры, М., 1997, -С.19
[2] Старчевский А.В. Словарь древнего славянского языка, составленный по Остромирову евангелию. СПб., 1899, -С.56
[3] Дьяченко Г. Полный церковно-славянский словарь. М., Издательский отдел Московского патриархата, 1993, -С.112
[4] ПСРЛ, т.1, Лаврентьевская летопись. Языки русской культуры, М., 1997, -С.398
[5] Даль В. Словарь живого великорусского языка. СПб., 1880, т.2, -С.145
[6] Слово о Полку Игореве. М., Художественная литература, 1987, -С.175
[7] Дьяченко Г. Полный церковно-славянский словарь. М., Издательский отдел Московского патриархата, 1993, -С.255
[8] Преображенский А. Этимологический словарь русского языка. М., 1910-1914, т.1, -С.324
[9] Смирнов А. Слово о Полку Игореве. Перевод с древнерусского, статьи, комментарии. М., Языки славянской культуры, 2007, -С.14
[10] Срезневский И.И. Материалы для словаря древне-русского языка по письменным памятникам. СПб., 1893-1912, т.3, -С.1081
[11] Старославянский словарь по рукописям Х-ХI веков. М., Русский язык, 1994, -С.561
[12] ПСРЛ, т.2, Ипатьевская летопись. Языки русской культуры, М., 1997, -С.600
[13] Срезневский И.И. Материалы для словаря древне-русского языка по письменным памятникам. СПб., 1893-1912, т.2, -С.219
[14] Старчевский А.В. Словарь древнего славянского языка, составленный по Остромирову евангелию. СПб., 1899, -С.103
[15] Татищев В.Н. История Российская. М., Ладомир, 1994, т.3, -С.122
[16] ПСРЛ, т.2, Ипатьевская летопись. Языки русской культуры, М., 1997, -С.445
[17] Татищев В.Н. История Российская. М., Ладомир, 1994, т.3, -С.128-129
[18] ПСРЛ, т.1, Лаврентьевская летопись. Языки русской культуры, М., 1997, -С.268
[19] Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. Академия наук СССР. М.,1950, -С.178
[20] Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. Академия наук СССР. М.,1950, -С.221
[21] ПСРЛ, т.2, Ипатьевская летопись. Языки русской культуры, М., 1997, -С.540
[22] Татищев В.Н. История Российская. М., Ладомир, 1994, т.3, -С.87
[23] Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества. М., Наука,1993, -С.524
[24] Лихачев Д.С. Слово о полку Игореве и культура его времени. Л., Художественная литература, 1985, -С.140
[25] ПСРЛ, т.1, Лаврентьевская летопись. Языки русской культуры, М., 1997, -С.656
[26] Даль В. Словарь живого великорусского языка. СПб., 1880, т.4, -С.368
[27] ПСРЛ, т.2, Ипатьевская летопись. Языки русской культуры, М., 1997, -С.611
[28] Дьяченко Г. Полный церковно-славянский словарь. М., Издательский отдел Московского патриархата, 1993, -С.1116
[29] ПСРЛ, т.2, Ипатьевская летопись. Языки русской культуры, М., 1997, -С.647
[30] Татищев В.Н. История Российская. М., Ладомир, 1994, т.3, -С.137
[31] ПСРЛ, т.2, Ипатьевская летопись. Языки русской культуры, М., 1997, -С.620
[32] Коган В.М., Домбровский-Шалагин В.И. Князь Рюрик и его потомки. Историко-генеалогический свод. СПб., Паритет, 2004, -С.296
[33] 35. Татищев В.Н. История Российская. М., Ладомир, 1994, т.3, -С.141
[34] 28. Слово о Полку Игореве. М., Художественная литература, 1987, -С.72
[35] Сулейменов О. Аз и Я. Книга благонамеренного читателя. М., Грифон, 2005, -С.31
[36] Слово о Полку Игореве. М., Художественная литература, 1987, -С.182
[37] Коган В.М., Домбровский-Шалагин В.И. Князь Рюрик и его потомки. Историко-генеалогический свод. СПб., Паритет, 2004, -С.493
[38] Громов М.Н., Мильков В.В. Идейные течения древнерусской мысли. СПб., РХГИ, 2001, -С.404,410
[39] ПСРЛ, т.1, Лаврентьевская летопись. Языки русской культуры, М., 1997, -С.182
[40] ПСРЛ, т.2, Ипатьевская летопись. Языки русской культуры, М., 1997, -С.185
[41] Руководство по изучению Священного писания Нового Завета (составил А.В.Иванов). СПб, Воскресение, 2002, -С.63
[42] Старославянский словарь по рукописям Х-ХI веков. М., Русский язык, 1994, -С.631
[43] Козьмин К. Грамматика церковно-славянского языка. М., Синодальная типография, 1903, -С.44
[44] Дьяченко Г. Полный церковно-славянский словарь. М., Издательский отдел Московского патриархата, 1993, -С.66
[45] Старчевский А.В. Словарь древнего славянского языка, составленный по Остромирову евангелию. СПб., 1899, -С.710