ПЯТНИЦА: ПОБЕДА РУССКОГО ВОЙСКА
С противоположного берега реки Суурли выехали половецкие всадники и, пустя по стреле, побежали прочь. Опытные воины, понимая, что половцы заманивают их, говорили: «Нельзя за ними гнаться. Но молодые князья, не слушая совета старых, желая честь прежде времени приобрести, Святослав Ольгович и Владимир Игоревич, да с ними Ольстин, воевода Черниговский, не вняв повеления от старших, пошли за реку к половцам. Что Игорь видя, пошел за ними помалу, не распуская полков, а половцы отступили от реки за гору. Дошедши же до станов половецких, много полона набрали»[1]. В «Слове о полку Игореве» события описаны так:
Съ заранія въ пяткъ потопташа поганыя плъкы половецкыя,
и рассушясь стрѣлами по полю, помчаша красныя дѣвкы половецкыя,
а съ ними злато, и паволокы, и драгыя оксамиты.
Орьтъмами, и япончицами, и кожухы
начашя мосты мостити по болотомъ и грязивымъ мѣстомъ,
и всякыми узорочьи половѣцкыми.
Чрьленъ стягъ, бѣла хорюговь,
чрьлена чолка, сребрено стружіе
храброму Святьславличю!
С рассвета в пятницу потоптали поганые полки половецкие,
и рассеясь стрелами по полю, помчали красных девок половецких,
а с ними – золото, и паволоки, и дорогие оксамиты.
Накидками, и епанчами, и кожухами
начали мосты мостить по болотам и грязным местам,
и всякими узорочьями половецкими.
Червленый стяг, белая хоругвь,
червленая челка, серебряное навершие –
храброму Святославичу!
злато и паволокы и драгыя оксамиты – дорогие ткани, шитые золотом шелка и бархаты.
орьтъмами, и япончицами, и кожухы … и всякыми узорочьи половѣцкыми
Русские воины взяли так много половецкого добра, что плащами, накидками, тулупами и всякими другими расшитыми узорами одеяниями стали мосты мостить через болота и грязные места.
чрьленъ стягъ, бѣла хорюговь, чрьлена чолка, сребрено стружіе
Здесь описывается княжеский стяг. На высокое древко с серебряным заостренным наконечником, которое называется навершие или стружие, крепилось красное прямоугольное полотнище стяга и хоругвь – церковное знамя с изображением Христа, Богородицы или Святого; сверху надевалась челка-бунчук – пучок конских волос, окрашенных в яркий цвет.
Если бы Игорь после сражения с богатым полоном возвратился домой, его поход ничем не отличался бы от любого другого успешного набега русских на половецкие кочевья. Автор здесь бы славицей закончил песню. И тогда не было бы великого «Слова…»! К счастью для русской культуры и к несчастью для переживших горе людей, взятые половецкие вежи у Дона были только началом амбициозного похода Игоря. Он шел ЗА ДОН, в далекую Тьмуторокань. Похвальбу Игоря передала летопись: «А мы сейчас – в земле их (половцев), и самих их избили, а жен их пленили, и дети – у нас; и снова пойдем на них за Дон и до конца изобьем их; если же нам будет и тут победа, пойдем на них в луку моря, где не ходили и деды наши, и возьмем до конца славу и честь»[2]. Чтобы осуществить этот замысел, нужно было немедленно, ночью, продолжать путь. Ведь, как сказал Игорь: «Утром за нами кто погонится? Не все же, а только лучшие конники. С ними мы как-нибудь, с Божьей помощью, справимся»[3]. Но уставшие молодые князья не имели сил идти дальше. Сказал Святослав Ольгович своим дядьям: «Далеко гнался я за половцами, и кони мои изнемогли. Если поедем сейчас, ночью, то отстану в дороге». Поддержал его Всеволод, согласился остаться. Пришлось остаться и Игорю.
А половцы ночью собирали силы. Гзак серым волком мчался на призыв Кончака.
Дремлетъ въ полѣ Ольгово хороброе гнѣздо;
далече залетѣло;
не было нъ обидѣ порождено,
ни соколу, ни кречету, ни тебѣ,
чръный воронъ, поганый половчине.
Гзакъ бѣжитъ сѣрымъ влъкомъ,
Кончакъ ему слѣдъ править къ Дону великому.
Дремлет в поле Ольгово храброе гнездо;
далеко залетело;
не было необиде порождено
ни соколу, ни кречету, ни тебе,
черный ворон, поганый половец.
Гзак бежит серым волком,
Кончак ему след правит к Дону великому.
Ольгово гнѣздо – гнездо Ольговичей; все князья – участники похода Игоря – были потомками Олега Святославича-Гориславича.
не было нъ обидѣ порождено
ни соколу, ни кречету, ни тебѣ,
чръный воронъ, поганый половчине
Перечисление в одном ряду русских соколов-кречетов и воронов-половцев делает бессмысленным перевод первых издателей: «Не родилось оно (гнездо) обид терпеть ни от соколов, ни от кречетов, ни от тебя, черный ворон, нечестивый половчанин». Ведь свои соколы-кречеты и не должны свое гнездо обижать. А от половцев будет ему еще какая обида! Думаю, ключ к пониманию этой фразы содержится в отрицательной частице нѣ, которую первые издатели приняли за нъ. Но на протяжении всего текста (8 раз!) оно используется только в одном, разделительном, значении но, которое здесь стилистически неприменимо. Если в исправленной фразе не было нѣобиде порождено убрать две взаимоисключающие отрицательные частицы, она будет звучать так: было обиде порождено. Иными словами, Ольгово гнездо было готово обидеть и своих соколов-кречетов, и чужих воронов-половцев. Об этом чуть позже будет сожалеть, узнав о поражении Игоря, Великий князь Святослав, говоря своим неразумным сыновцам: «Рано (не дождавшись нас, других соколов) начали в половецкой степи мечи выпускать и себе славы искать; но нечестно вас половцы одолели, нечестно и вы кровь вражескую пролили».
СУББОТА, ВОСКРЕСЕНЬЕ: ПОРАЖЕНИЕ РУССКОГО ВОЙСКА
Теперь-то и начинается страшный рассказ о поражении! Предстоящее сражение автор описывает как надвигающуюся грозу: кровавая заря окрасила небо, с моря черными тучами шли несметные полчища половцев, собираясь прикрыть четыре солнца (четырех князей). Сейчас загремит битва раскатами грома; засверкают сабли яркими молниями; польется дождь стрелами на русских воинов. А укрытия от грозы у них нет, остались без шлема-шеломяни.
Другаго дни велми рано
кровавыя зори свѣтъ повѣдаютъ,
чръныя тучя съ моря идутъ,
хотятъ прикрыти д҃ солнца,
а въ нихъ трепещуть синіи млъніи.
Быти грому великому!
Итти дождю стрѣлами съ Дону великаго!
Ту ся копиемъ приламати,
ту ся саблямъ потручяти о шеломы половецкыя,
на рѣцѣ на Каялѣ, у Дону великаго.
О, Руская землѣ! Уже не шеломянемъ еси:
се вѣтри, Стрибожи внуци, вѣютъ съ моря стрѣлами
на храбрыя плъкы Игоревы.
Другого дня весьма рано
кровавые зори свет предвещают,
черные тучи с моря идут,
хотят прикрыть четыре солнца,
а в них трепещут синие молнии.
Быть грому великому!
Идти дождю стрелами с Дона великого!
Тут копьям поломаться,
тут саблям притупляться о шлемы половецкие
на реке на Каяле, у Дона великого.
О, Русская земля! Уже не ошеломляна ты:
то ветры, Стрибожьи внуки, веют с моря стрелами
на храбрые полки Игоревы.
О, Руская землѣ! Уже не шеломянемъ еси
Раньше автор называл шеломянем возвышенность, похожую на шлем, показывая, что Русская земля осталась за горой. Здесь слово используется в своем настоящем значении: Русская земля осталась в битву-грозу с непокрытой головой, без шлема.
вѣтри, Стрибожи внуци, вѣютъ съ моря стрѣлами
Ветры названы внуками того, кто пускает стрелы: Громовержца, Зевса, Перуна. Первая часть имени божества Стри-бога имеет общий корень со словами «стрика, стрѣкало» – острие, бодец[4]. Ветры – носители стрел – веют с моря, со стороны поганых, некрещеных половцев, поэтому и определяются через языческого бога.
Земля тутнетъ,
рѣкы мутно текуть,
по́роси поля прикрываютъ,
стязи глаголютъ: Половци идуть!
отъ Дона, и отъ моря, и отъ всѣхъ странъ.
Рускыя плъкы отступиша.
Дѣти бѣсови кликомъ поля прегородиша,
а храбріи русици преградиша чрълеными щиты.
Земля гудит,
реки мутно текут,
пыли поля покрывают,
стяги глаголют: Половцы идут!
от Дона, и от моря, и от всех сторон.
Русские полки отступили.
Дети бесовы кличем поля перегородили,
а храбрые русичи преградили червлеными щитами.
тутнати – греметь, гудеть[5]; тутенъ – конский топот[6].
по́роси – пыль, поднятая скачкой коней.
На русское войско ополчилась чужая земля, загудела, потекла мутными реками, запылила дорогами. Поднялись со всех сторон вражеские стяги. Дружины Игоря стали спешно отступать, но половцы, скача наперерез, преградили им путь. Окруженные со всех сторон русичи, встали в оборону, закрывшись своими щитами. Тогда многие стали укорять Игоря, что завел их в пустыню погубить. На что Игорь им отвечал: «Шли понятно на неприятеля, не ища несчастия. Но кто мог ведать, что такое множество половцев могло собраться к Кончаку, и Кази Боирович, и Тускобич. Нынче же нет иной надежды, кроме Бога и своих рук. Нарекание же мне есть сейчас безумство, которым не только себе не поможете, но, смутя войско, вред и погибель учините. Наоборот, нужно встать всем вместе». И рассудя так, все спешились и пошли, надеясь дойти до Донца. Хотя некоторые князья могли на конях уйти, но Игорь сказал: «Я не могу разлучиться с другими, пусть со всеми общее добро или зло мне приключится. Ибо если я уйду с воеводами, то предам простых воинов в руки иноплеменникам. Тогда какой ответ дам перед Богом? Тогда бо́льшую казнь, нежели смерть, приму». И так все шли вместе некоторое время. Но Игоря ранило в левую руку, и он не мог ею владеть. Это большую печаль и уныние в войске учинило[7].
Скорее всего, Игорь был левшой и теперь не мог полноценно сражаться. Всеволод отчаянно бился за себя и за брата.
Яръ туре Всеволодѣ!
Стоиши на борони,
прыщеши на вои стрѣлами,
гремлеши о шеломы мечи харалужными.
Камо туръ поскочяше, своимъ златымъ шеломомъ посвѣчивая,
тамо лежатъ поганыя головы половецкыя.
Поскепаны саблями калеными шеломы оварьскыя
отъ тебе, яръ туре Всеволоде!
Яр-тур Всеволод!
Стоишь на поле брани,
прыщешь на воинов стрелами,
гремишь о шлемы мечами булатными.
Куда тур поскачет, своим золотым шлемом посвечивая,
там лежат поганые головы половецкие.
Поструганы саблями калеными шлемы оварские,
от тебя, яр-тура Всеволода!
Битва продолжалась весь субботний день и ночь. На рассвете в воскресенье, прорвав окружение, побежали черниговские ковуи. Игорь из-за ранения был тогда на коне. Он помчался за ними, пытаясь их возвратить. Чтобы его узнали издали, он даже снял шлем. Но никто, кроме Михалки Юрьевича, не вернулся[8]. Половцы же воспользовались ситуацией: увидев Игоря, находящегося дальше перестрела стрелы от русских полков, они догнали его и взяли живым.
Всеволод пытался прорваться к брату, чтобы ему помочь. Обходя озеро, он сражался до тех пор, пока в руках его было оружие. Когда у него сломалось копье и не осталось ни одной стрелы, половцы схватили и его. «Заполучив главных предводителей, половцы стали тогда без разбора, жестоко нападать на русские полки, стреляя из тмучисленных луков, с копьями и саблями, въезжая в утомленные ряды. Много русичей полегло, а остальные, более 5000, вместе с князьями попали в плен»[9].
В воскресенье к полудню русское войско окончательно было разбито.
Давечя рано предъ зорями Игорь плъкы заворочаетъ,
жаль бо ему мила брата Всеволода.
Бишася день,
бишася другый,
третьяго дни къ полуднию падоша стязи Игоревы.
Ту ся брата разлучиста на брезѣ быстрой Каялы.
Ту кроваваго вина недоста,
ту пиръ докончаша храбрии русичи,
сваты попоиша, а сами полегоша за землю Рускую.
Ничить трава жалощами,
а древо стугою къ земли преклонилось.
Давеча рано перед зорями Игорь полки заворачивает:
жаль ему милого брата Всеволода.
Бились день,
бились другой,
третьего дня к полудню пали стяги Игоревы.
Тут братья разлучились на берегу быстрой Каялы,
тут кровавого вина не хватило,
тут пир окончили храбрые русичи,
сватов напоили, а сами полегли за землю Русскую.
Никнет трава от слез,
а дерево с горем к земле преклонилось.
Перед битвой чужая земля грозно гудела на полки Игоревы, пылила черной пылью, закрывая солнце, а теперь она поникла увядшей травой и печально склонила ветви деревьев над павшими воинами.
на брезѣ быстрой Каялы
Каяла – это олицетворенное место скорби. Возможно, быстрая – не эпитет Каялы, а название реки, нижнего левого притока Донца, и правильнее было бы писать: на берегу Быстрой каялы. Быструю (по-тюркски Суурли) перешли русские дружины, погнавшись за половцами. Дойдя до их веж, у другой каялы – реки Кагальник – правого притока Дона русские дружины были окружены, попав в котел между реками Быстрая, Донец, Дон и Кагальник. Это место находится недалеко от моря, в низовьях Дона, где в него впадает Северский Донец, на близком расстоянии друг от друга рек Быстрая и Кагальник. Пытаясь вырваться из окружения, дружины Игоря стремились вернуться туда, откуда пришли, к реке Быстрой. Здесь они были окончательно разбиты.
В.Глухов выдвинул предположение, что события происходили в районе хутора Кастырского Константиновского района Ростовской области: «Если за место битвы принять одно из озер, находящихся в этом районе, скажем, озеро Песчаное, то от него до Дона 10 км, до Донца 20 км, до устья реки Быстрой 40 км, а в 3 км от озера протекает река Кагальник. А до моря не больше 150 км»[10].
Об усобицах во времена Олега Святославича-Гориславича
Здесь автор наглядно показывает, как он сплетает старые и новые времена. Лаконичное и образноемкое изображение битвы он прерывает большим отступлением-вставкой об усобицах столетней давности, когда князья сами начали приводить половцев на Русскую землю, в борьбе за свою отчину проливали в Русской земле русскую же кровь. Автор связывает старые и новые события, сплетая горестные воспоминания с нынешним поражением.
Кая раны дорога́, братіе, забывъ чти и живота,
и града Чрънигова отня злата стола,
и своя милыя, хоти красныя, Глѣбовны свычая и обычая,
Были вѣчи Трояни, минула лѣта Ярославля,
были плъци Олговы, Ольга Святьславличя.
Тъй бо Олегъ мечемъ крамолу коваше.
и стрѣлы по земли сѣяше.
Ступаетъ въ златъ стремень въ градѣ Тьмутороканѣ,
тоже звонъ слыша давный великый Ярославь сынъ Всеволожь,
а Владиміръ по вся утра уши закладаше въ Черниговѣ.
Бориса же Вячеславлича слава на судъ приведе,
и на Ка́нину зелену́ – паполому постла за обиду Олгову,
храбра и млада князя.
Съ тоя же Каялы
Святоплъкь повелѣ я отца своего междю угорьскими иноходьцы
ко святѣй Софіи къ Кіеву.
Тогда при Олзѣ Гориславличи
сѣяшется и растяшеть,
усобицами погибашеть
жизнь Даждьбожа внука,
въ княжихъ крамолахъ
вѣци человѣкомь скратишась.
Тогда по Руской земли
рѣтко ратаевѣ кикахуть,
нъ часто врани граяхуть,
трупіа себѣ дѣляче,
а галици свою рѣчь говоряхуть,
хотять полетѣти на уедіе.
То было въ ты рати и въ ты плъкы,
а сице – и рати не слышано.
Съ зараніа до вечера,
съ вечера до свѣта
летятъ стрѣлы каленыя,
гримлютъ сабли о шеломы,
трещатъ копиа харалужныя.
Въ полѣ незнаемѣ
среди земли Половецкыи
чръна земля подъ копыты
костьми была посѣяна, а кровію польяна,
тугою взыдоша по Руской земли.
что ми шумить! Что ми звенить!
Кая раны дорогих, братия, забыв честь и жизнь,
и города Чернигова отчей золотой стол,
и своей милой, любимицы красивой, Глебовны свычая и обычая,
Были века Трояновы, минули лета Ярославовы,
были полки Олеговы, Олега Святославича.
Тот-то Олег мечом крамолу ковал,
и стрелы по земле сеял.
Ступает в золотое стремя в городе Тьмуторокане,
тот же звон слышал давнего великого Ярослава сын Всеволод,
а Владимир каждое утро уши закладывал в Чернигове.
Бориса же Вячеславича слава на суд привела,
и на Канину зеленую – пелену постелила за обиду Олегову,
храброго и молодого князя.
С той же Каялы
Святополк повелел взять отца своего между венгерскиими иноходцами
ко святой Софии к Киеву.
Тогда при Олеге Гориславиче
сеялась и прорастала,
с усобицами погибала
жизнь Даждь-божьего внука,
в княжеских крамолах
веками человечьими сокращаясь.
Тогда по Русской земле
редко пахари гикали,
но часто вороны каркали,
трупы себя деля,
а галки свою речь говорили,
собираясь полететь на съедение.
То было в те рати и в те полки,
а в этот – и рати не слышно.
С рассвета до вечера,
с вечера до света
летят стрелы каленые,
гремят сабли о шлемы,
трещат копья булатные.
В поле неведомом
среди земли половецкой
черная земля под копытами,
костями была засеянная и кровью политая,
горем взошла на Русской земле.
что мне шуметь? Что мне звенеть?
Правильное структурное построение отступления-вставки, возможно, открывает тайну автора «Слова о полку Игореве». Здесь слышится прямая авторская речь. Не – рассказ событий, а горький упрек себе. От первого лица звучит расКАЯние за раны дорогого Игоря, за то, что, забыв о своей чести и жизни, автор имел отношение к позорной битве. «Что мне теперь шуметь, звенеть!» – восклицает тот, для кого Черниговский стол является отчим. Значит, вполне уместно предположить, что произведение было написано Ярославом Всеволодовичем Черниговским, родным братом Святослава Киевского. Однако дальше, в золотом слове Святослава голоса Ярослава и автора звучит вместе, и это опровергает (но не исключает полностью) сделанное предположение. Кто, помимо Ярослава Черниговского, мог быть автором произведения, сказано в приложении «Михалко Юрьевич – возможный автор «Слова о полку Игореве».
кая раны дорога́
Как отмечалось выше, Игорь в битве был ранен. О его ранах сожалел автор, называя князя дорогим. Дорого обошелся Русской земле поход дорогого любимого автором Игоря.
града Чрънигова отня злата стола
Если придерживаться версии, что автором произведения является Ярослав Всеволодович Черниговский, то вполне естественно, что Черниговский стол он называет своим отчим. Но нельзя отказываться и от второго предположения, что «Слово о полку Игореве» было написано Михалко Юрьевичем. Татищев называл Святослава Всеволодовича, князя Киевского, а до этого – Черниговского, тестем Михалки Юрьевича[12]. Значит, и ему Черниговский стол был не чужим. Также по сообщению летописи известно, что в 1176 году сын Великого князя Святослава Олег провожал из Чернигова в Москву жен Михалки Юрьевича и Всеволода Большое Гнездо[13]. Вероятно, они были Черниговскими княжнами.
своя милыя хоти красныя, Глѣбовны свычая и обычая
Глебовна – это дочь Глеба, так же как Ярославна – дочь Ярослава. О жене Глеба было бы сказано: Глебовая. Про какие ее привычки и обычаи здесь говорится, неизвестно. Но дальнейший рассказ об Олеге Святославиче-Гориславиче наводит на мысль, что они связаны именно с ним, и любимицей автора была дочь Глеба – сына или внука Олега Гориславича.
были вѣчи Трояни, минула лѣта Ярославля,
были плъци Олговы, Ольга Святьславличя
Автор говорит о веках Трояновых и летах Ярославовых для того, чтобы уточнить, о каком Олеге идет речь: не о Вещем Олеге или Олеге Святославиче Древлянском, брате Святого Владимира, а об Олеге Святославиче-Гориславиче Черниговском.
вѣчи Трояни
В летописи есть указание на точку отсчета Русского времени: «В лето 6360 (852) индикта 15 начавши Михаилу царствовать, начала прозываться земля Русской, о чем мы знаем, т.к. при этом царе приходила Русь на Царьград, о чем сказано в греческих летописях. Так что отсюда начнем и числа положим»[14]. С этого времени начались века Трояновы для Руси. После принятия христианства Святым Владимиром у нас было введено греческое летоисчисление. С первого лета царствования греческого императора Михаила (852 год) до первого лета правления Ярослава Мудрого (1015 год) прошло более полутора столетий, которые автор и назвал веками Трояновыми, в отличие от следующего указанного им периода: лѣта Ярославля. Потому что жизнь одного человека измеряется годами, а не веками.
плъци Олговы – походы Олега Святославича-Гориславича, начавшиеся после смерти его отца Святослава Ярославича в 1076 году. Не первый раз смерть Киевского князя вызывала волну усобиц. Так было, когда умер Владимир Святой. Святополк Окаянный начал уничтожать своих братьев, конкурентов на престол – Бориса, Глеба, Святослава. Ярослав Мудрый сумел остановить его и закрепиться в Киеве. Перед смертью Ярослав, пытаясь предотвратить родственные распри, завещал своим сыновьям жить в мире и любви: «Если же вы будете ненавидеть друг друга, жить в распрях и вражде, то погибнете сами и погубите землю отцов и дедов своих, которые добыли ее трудом своим великим. Живите мирно, слушайте брат брата. Я же поручаю свое место старшему сыну моему и брату вашему Изяславу, его слушайте, как меня бы слушались, он будет вместо меня».
Ярослав разделил землю между сыновьями: Изяславу – Киев, Святославу – Чернигов, Всеволоду – Переяславль, Игорю – Владимир-Волынский, Вячеславу – Смоленск, и установил порядок престолонаследия, так называемую лествицу. Суть ее состояла в следующем. Старший брат – это старший в роду, как бы отец всем остальным князьям (братьям, детям, племянникам, внукам). Он занимал главный Киевский стол. Остальные княжества выстраивались по рангу: чем важнее стол, тем старше князь. На долгое время князья на своих столах не задерживались. Со смертью старшего князя все князья переходили в более высокое по рангу княжество, можно сказать, восходили по лестнице. После смерти старшего брата на Киевский стол садился следующий по возрасту брат, потом третий и т.д. Только после смерти последнего из поколения отцов молодые князья (дети, племянники, внуки) имели право занять Киевский стол. Сначала туда садился старший сын старшего брата, потом другие его сыновья, потом сыновья следующего брата и т.д. Такой порядок, по мнению Ярослава, должен был помочь сохранить единство Русской земли как владения одного рода, одной большой семьи. Исключение составляло Полоцкое княжество, которое принадлежало только наследникам Изяслава Владимировича и не входило в лествицу.
Потомки князей, которые по каким-либо причинам не успевали побывать на Великом княжении (умирали, отрекались), исключались из лествичного восхождения и становились изгоями. В лучшем случае они могли получить от старших князей небольшие города в кормление. Но часто они этим не довольствовались и силой добывали себе волости. Так, первый изгой – Ростислав Владимирович (сын Владимира Ярославича Старого) – отобрал Тьмуторокань у Глеба Святославича, а Всеслав Полоцкий захватил Новгород. Ярославичи сообща решили присмирить Всеслава и пошли войной на Полоцк. В битве на Немиге, о которой будет рассказано дальше, Всеслав потерпел поражение. Но ему удалось сбежать с поля боя. Тогда Ярославичи заманили его обманом на мирные переговоры, крест целовали, что не причинят вреда, но когда Всеслав приехал, схватили его и посадили в Киеве в тюрьму.
Так одно преступление породило еще большее. Современники считали, что именно из-за клятвоотступничества Господь наслал на них иноплеменников: в этом году Ярославичи были разбиты половцами на Альте. Пытаясь искупить грех, киевляне прогнали Изяслава, а на его место посадили Всеслава, провозгласив его Великим князем. Летописец особо подчеркивал, что освобождение Всеслава произошло это 15 сентября, в День Крестовоздвижения: Крест явил свою силу!
Всеслав всего 7 месяцев просидел в Киеве. Изяслав при поддержке своего тестя, Польского короля Болеслава, вернул себе великокняжеский стол, но тоже долго на нем не задержался. Возможно, не последнюю роль в этом сыграла его дружба с поляками. Другой причиной могли стать тайные сношения Изяслава с Всеславом Полоцким, о чем будет рассказано дальше. Изяслав вторично был изгнан из Киева. На его место сел следующий по возрасту князь, Святослав, что имело очень серьезные последствия.
С этого момента потомки Святослава, так же как и потомки Изяслава, имели право на Великое княжение, они уже не могли считаться изгоями. Это прекрасно понимал третий сын Ярослава, у наследников которого оставалось все меньше шансов на Киев. Но дальнейшие события удивительно благоприятным образом сложились для Всеволода. Не забудем, его жена была родом из Византии, а там знали, как добывать трон. Прокняжив всего три года, 27 декабря 1076 года 49-летний Святослав внезапно умер во время операции по удалению какого-то желвака.
Очень быстро, через три дня, 1 января 1076 года (напомню, год начинался 1 марта) в Киеве уже сидел Всеволод. В Смоленск он отправил своего сына Владимира Мономаха, который изгнал оттуда Бориса Вячеславича (князя-изгоя, сына Вячеслава Ярославича). Потеряв родную отчину, Борис в мае 1077 года захватил Чернигов, который тут же отвоевал у него Олег Святославич-Гориславич. Борис отправился в Тьмуторокань к брату Олега, Роману Красному.
В это время Изяслав с польским войском шел отвоевывать Киев. Всеволод не стал оказывать ему сопротивления, а встретил на Волыни с миром, покаялся перед ним, свалив всю вину на Святослава, который якобы прельстил его. 15 июля 1077 года Изяслав снова сел в Киеве, а Всеволод занял второй по значимости город, Чернигов, разрешив остаться там Олегу. Но Олега и других сыновей Святослава ждала незавидная участь. После того как Изяслав и Всеволод решили, что Святослав незаконно занимал великокняжеский стол, они начали преследовать его детей, отнимать у них волости.
Летописи дают нам следующую картину событий 1078 года.
Весной, до 10 апреля, Олег был еще в Чернигове у Всеволода. Владимир Мономах, придя из Смоленска, устроил для них пир.
10 апреля после какой-то обиды или узнав тайные намерения против себя, Олег бежал из Чернигова в Тьмуторокань к своему брату Роману. Там же находился Борис Вячеславич, которого Олег раньше выгнал из Чернигова.
30 мая Глеб Святославич, правивший в Новгороде, был убит в Заволочьи. На его место сел Святополк Изяславич.
2 августа погиб Роман Святославич Красный. Он с нанятыми половцами пошел из Тьмуторокани на Всеволода, который у Переяславля заключил с половцами мир. Роману пришлось без битвы возвращаться домой. По дороге он был убит предавшими его половцами.
26 августа Олег Святославич и Борис Вячеславич пошли на Всеволода к Чернигову. Всеволод встретил их на Сожице, где в битве был побежден и бежал к Изяславу в Киев. Олег и Борис заняли Чернигов, но удержать его не смогли. Объединенное войско, состоящее из дружин Изяслава, его сына Ярополка, Всеволода и его сына Владимира Мономаха, через месяц уже стояло у стен Чернигова. Мономаху удалось через восточные ворота поджечь окольный город. Тогда Олег и Борис поняли, что в Чернигове не отсидеться и вышли в поле, навстречу княжеским дружинам. Олег стал уговаривать Бориса не биться: Не можем встать против четырех князей, но пошлем с мольбой к ним, на что Борис ответил, сильно похваляясь: Ты смотри, а я встану против всех! Дружины сошлись на месте, называемом Нежатина Нива 3 октября 1078 года. Борис был убит в этой битве. Погиб и Изяслав Киевский, получив смертельный удар копьем в плечо от всадника, выехавшего из своих же рядов. Настигла его смерть очень выгодная Всеволоду.
Эти события вспоминает автор.
Бориса же Вячеславлича слава на судъ приведе,
и на Ка́нину зелену́ – паполому постла за обиду Олгову,
храбра и млада князя;
Съ тоя же Каялы
Святоплъкь повелѣ я отца своего междю угорьскими иноходьцы
ко святѣй Софіи къ Кіеву.
Бориса же Вячеславича слава на суд привела,
и на Канину зеленую – пелену постелила за обиду Олегову,
храброго и молодого князя.
С той же Каялы
Святополк повелел взять отца своего между венгерскиими иноходцами
ко святой Софии к Киеву.
Канин – луг около Чернигова; 3 октября был еще зеленым.
паполома – покрывало, пелена[15]; в контексте фразы означает саван.
храбра и млада князя – слова относятся к Борису Вячеславичу, который был моложе Олега Святославича-Гориславича.
Каяла 6 раз упоминается в тексте. На реке Каяле у Дона Великого погиб полк Игоря. Здесь Каяла находится рядом с Черниговом. Значит, каяла – не реальный географический топоним, а олицетворенное место скорби. Возможно, ударение в слове каялы нужно ставить на последнем слоге для рифмы со словом иноходьцы.
Святоплъкь повелѣ я отца своего междю угорьскими иноходьцы
На Нежатиной Ниве вместе с Изяславом сражался его сын Ярополк. Другой сын, Святополк, в это время находился в Новгороде. Но именно он, как старший Изяславич, повелел взять (я/ять) тело отца с поля боя, найденного среди венгерских иноходцев, и отвезти для захоронения в Киев.
Олег с малой дружиной едва смог уйти. Но в Тьмуторокани или по дороге туда его схватили козары и отправили в ссылку в Царьград. Смерть Изяслава и высылка Олега были выгодны Всеволоду и, возможно, произошли не без его участия. Реальные конкуренты были устранены, и Всеволод получил Киевский стол. Своего сына Владимира Мономаха он посадил в Чернигове, племянника Ярополка Изяславича – во Владимире-Волынском, Святополка Изяславича оставил в Новгороде, а в Тьмуторокань отправил наместником Ратибора, которого оттуда вскоре выгнали князья-изгои: Давид Игоревич (сын Игоря Ярославича, внук Ярослава Мудрого) и Володарь Ростиславич (сын отравленного в Тьмуторокани в 1066 году Ростислава Владимировича, внук Владимира Ярославича Старого, правнук Ярослава Мудрого). У них через 5 лет, возвратившись из ссылки, Олег Святославич-Гориславич отвоевал Тьмуторокань. Олег пытался вернуть себе и Чернигов, держа в постоянном напряжении Мономаха, о чем также есть упоминание в «Слове о полку Игореве»:
Ступаетъ въ златъ стремень въ градѣ Тьмутороканѣ,
тоже звонъ слыша давный великый Ярославь сынъ Всеволожь,
а Владиміръ по вся утра уши закладаше въ Черниговѣ.
Ступает в золотое стремя в городе Тьмуторокане,
тот же звон слышал давнего великого Ярослава сын Всеволод,
а Владимир каждое утро уши закладывал в Чернигове.
тоже звонъ слыша давный великый Ярославь сынъ Всеволожь
Олег грозил из Тьмуторокани не только Владимиру Мономаху, но и его отцу Всеволоду Ярославичу, когда тот сидел в Чернигове.
Владиміръ по вся утра уши закладаше въ Черниговѣ
Здесь используется игра слов: уши закрывал Владимир Мономах, чтобы не слышать угроз Олега; но уши – это и петли на воротах, в которые закладывалась толстая палка; так Мономах укреплял ворота и защищал город от Олега.
Олег смог вернуть себе Чернигов только после смерти Всеволода Ярославича, воспользовавшись тем, что дружина Мономаха была почти полностью уничтожена в битве у Стугны, в которой погиб младший брат Мономаха Ростислав. О его смерти так же упоминается в произведении. Противостояние Олега с Владимиром Мономахом, другие усобицы привели к тому, что в 1097 году князья собрались в Любиче, чтобы утвердить раздел Русской земли. Каждый князь получил свою вотчину – землю наследственного владения. Святославичам отошли Чернигов, Новгород-Северский, Рязань, Муром, Тьмуторокань.
Из описанных событий понятно, что не только Олег был виноват в усобицах, но при нем они активно засевались и разрастались:
Тогда при Олеге Гориславиче
сеялась и прорастала,
с усобицами погибала
жизнь Даждь-божьего внука,
в княжеских крамолах
веками человечьими сокращаясь.
Тогда по Русской земле
редко пахари гикали,
но часто вороны каркали,
трупы себя деля,
а галки свою речь говорили,
собираясь полететь на съедение
В княжеских крамолах века человеческие сокращались, погибала жизнь Даждьбожьего внука – жизнь потомков Владимира Крестителя, который ДАЛ БОГА русским людям. На полях слышались не голоса пахарей-ратаев, а карканье воронов. Тогда часто гремели междоусобные рати в полках-походах и в Олеговых и в других, а из нынешнего Игорева полка-похода даже звука рати не доносится. Очень далеко от родной земли идет битва.
То было въ ты рати и въ ты плъкы,
а сице – и рати не слышано.
То было в те рати и в те полки,
а в этот (полк) и рати не слышно.
И автору не хочется петь о ней. С видимой неохотой, с болью в сердце, без подробностей, описывает он сражение. Хотя несколько дней летят стрелы, гремят сабли, трещат копья, но о чем тут шуметь, звенеть? – спрашивает он, – о безрассудности Игоря, о самоуверенности Всеволода, о поражении русского войска в далекой половецкой степи?
С рассвета до вечера,
с вечера до света
летят стрелы каленые,
гремят сабли о шлемы,
трещат копья булатные.
В поле неведомом
среди земли половецкой
черная земля под копытами,
костями была засеянная и кровью политая,
горем взошла на Русской земле.
Битва шла весь субботний день и всю ночь на воскресенье: с рассвета до вечера, с вечера до света. Она была невероятно продолжительной; обычно на ночь войска расходились. При Олеге Гориславиче своя земля засевалась усобицами и прорастала горем, сейчас чужая половецкая степь была засеяна костями и полита кровью, но и она проросла на Руси великим горем.
Рассказ о трехдневной битве занимает всего несколько строф. Намного больше места отводится описанию последствий поражения полка Игорева.
[1] Татищев В.Н. История Российская. М., Ладомир, 1994, т.3, -С.135
[2] ПСРЛ, т.1, Лаврентьевская летопись. Языки русской культуры, М., 1997, -С.397
[3] ПСРЛ, т.2, Ипатьевская летопись. Языки русской культуры, М., 1997, -С.640
[4] Старославянский словарь по рукописям Х-ХI веков. М., Русский язык, 1994, -С.631
[5] Срезневский И.И. Материалы для словаря древне-русского языка по письменным памятникам. СПб., 1893-1912, т.3, -С.1040
[6] Даль В. Словарь живого великорусского языка. СПб., 1880, т.4, -С.456
[7] Татищев В.Н. История Российская. М., Ладомир, 1994, т.3, -С.135-136
[8] ПСРЛ, т.2, Ипатьевская летопись. Языки русской культуры, М., 1997, -С.642
[9] Татищев В.Н. История Российская. М., Ладомир, 1994, т.3, -С.136
[10] Глухов В.М. К вопросу о пути князя Игоря в Половецкую степь. ТОДРЛ, т.XI, Академия наук СССР. М.,1955, -С.34
[11] Дьяченко Г. Полный церковно-славянский словарь. М., Издательский отдел Московского патриархата, 1993, -С.153
[12] Татищев В.Н. История Российская. М., Ладомир, 1994, т.3, -С.101
[13] ПСРЛ, т.2, Ипатьевская летопись. Языки русской культуры, М., 1997, -С.602
[14] ПСРЛ, т.1, Лаврентьевская летопись. Языки русской культуры, М., 1997, -С.17-18
[15] Дьяченко Г. Полный церковно-славянский словарь. М., Издательский отдел Московского патриархата, 1993, -С.407
[16] Татищев В.Н. История Российская. М., Ладомир, 1994, т.3, -С.135
[17] ПСРЛ, т.2, Ипатьевская летопись. Языки русской культуры, М., 1997, -С.132
[18] ПСРЛ, т.2, Ипатьевская летопись. Языки русской культуры, М., 1997, -С.810
[19] Татищев В.Н. История Российская. М., Ладомир, 1994, т.3, -С.137